Мимоза

Собрался я быстро — мигом скатал свою постель. Потом поспешил к Мимозе — проститься и за обувкой, которую она для меня сшила; потолкался в дверь, но они с Эршэ, видно, еще не проснулись. Ну, ничего, потерплю до возвращения, покуда сгодятся и старые мои башмаки на вате. Угрюмый вручил мне четыре просяные лепешки — бригадир приказал на кухне взять, чтобы мне было чем подкрепиться в дороге. Я погрузил свои пожитки на тележку, и мы поехали.

На центральной усадьбе мне еще не приходилось бывать. Это селение было пообширнее нашего, виднелось даже несколько кирпичных строений под черепицей. Рядом — мукомольный заводик, чуть подальше — небольшой магазин, была и машинно-тракторная станция. За гаражом прямо на снегу валялись две серебристые цистерны для горючего. Наконец тележка остановилась, Угрюмый окликнул кого-то, а мне велел сгружаться и следовать за ним. Мы вошли в дом.

В комнате уже собралось пять человек, по виду — крестьяне из окрестных бригад. Одни сидели на скамьях, другие устроились прямо на полу, у каждого при себе постель и кое-какие пожитки. На меня никто и не глянул, каждый сосредоточенно думал о своем. В сердце разом возникло недоброе предчувствие, я беспомощно обернулся, ища глазами нашу тележку, но Угрюмый, видно, укатил назад в бригаду.

Потом в комнату вошел какой-то местный начальник с листом бумаги в руке. Следом — парнишка-шофер. Хмуро уставившись в список, начальник устроил перекличку.

— Кажется, все,— буркнул он парню.— Отвезешь их.

Следом за водителем мы двинулись к гаражу и столпились возле колесного ДТ-24. Парень оглядел нас, словно прикидывал, кто чего стоит, потом спросил меня:

— Кто из вас, ну, этот, «правый», который раньше преподавал в провинциальной школе для начальников?

Я шагнул вперед.

— Вообще-то я преподавал, но давно...

— Понятно, что давно — парень хмыкнул.— Полезай в кабину! Остальные живо в прицеп грузитесь!

Все бросились карабкаться по высоким бортам, пучками соломы принялись сгребать снег со дна прицепа. Я забрался в кабину, приткнул за спину одеяло. Парень дождался, пока все устроились, проверил сцепку, запустил, дернув промасленный шнур, движок трактора, мы с грохотом двинулись вперед.

Трактор катил по грунтовой дороге прямо на запад. Кругом все было бело от снега, деревья по обочинам поникли под тяжестью ледяной корки, ветви их напоминали хрустальные кости. Солнце пробивалось сквозь густые облака, и лучи его золотили снежно-белую степь. С криками проносились вороны и сороки в безнадежных поисках корма. Ехать было трудно. Колеса то и дело пробуксовывали, и водителю приходилось внимательно следить за дорогой. Он казался примерно одних со мной лет, над верхней губой чуть пробивались темные усы; нос, пожалуй, чуть грубоват, зато глаза так и светились энергией.

Наконец мы выбрались на сравнительно ровную дорогу, и парень слегка расслабился, откинулся на спинку сиденья и, глянув на меня, произнес:

— Мой отец тебя знает, ты его когда-то учил в той самой школе.

— Понятно,— сказал я, но не стал спрашивать, кто его отец. Какая мне разница? Все это там, в далеком-далеком прошлом. А сейчас трактор везет меня по заснеженной степи туда, к подножию гор, скрытых в густом тумане. Что ждет меня впереди?

— Знаешь, куда мы едем? — спросил парень, крутя баранку.

— Нет, куда?

— Эх, ма-а! — сочувственно вздохнул парень.— Директор госхоза велел отвезти вас в ту бригаду, что у самых гор. Слыхал, наверное. Там упрямцам мозги вправляют. Те, пятеро, в прицепе, как раз из таких. С тобой, правда, другое дело. Сегодня утром из вашей бригады один приходил, старик такой худой, кажись, бывший начальник. Ну ты знаешь, он с тобой в комнате жил... Так он донес в отдел кадров, что ночью от вас сбежал один, а ты с этим, ну, беглецом, дружил вроде... шастал к нему по вечерам, а он тебя перед побегом разыскивал. Значит, вы с ним в сговоре были. Ну, кадровик проверил твое дело — родня у тебя никудышная, разоблачили тебя не до конца, как говорится, «шапку не сорвали». Вот они, начальники, и порешили включить тебя в список. Это я сам видел. Потом, правда, примчался этот ваш разбойник бригадир, ворвался в отдел кадров и давай орать: мол, ты ни при чем, ты хороший. Ну, и ему досталось. Пришили потерю бдительности, обвинили в разбазаривании рабсилы и потворстве «правым», которых все газеты клеймят. Приказали письменное объяснение написать, покаяться... У нас всегда так: под Новый год или на праздник начинают порядок наводить. В Новый год отвозил четверых, теперь вот вас... Ты там поосторожнее, могут шкуру спустить.