Мина замедленного действия. Политический портрет КГБ

Я часто думаю: что бы мы все делали, если бы за каждый период нашей истории не было бы у нас конкретных штатных виноватых — Сталина, Хрущева, Брежнева, теперь вот — Горбачева?

Убеждена: в этой стране — кроме детей — невиновных нет. Все мы, и я в том числе, и себе я этого не прощаю, — участники этого кошмара. И на всех нас, ибо мы наследуем вину наших дедов и отцов, вину за то, что именно в этой стране поставлен страшный рекорд, зафиксированный в Книге рекордов Гиннесса: 66 миллионов 700 тысяч человек стали жертвами государственных репрессий и терроризма с октября 1917 года по 1959 год — при Ленине, Сталине, Хрущеве… ^{53}А сколько судеб было искалечено после 59-го — в семидесятых и восьмидесятых, когда мы раболепно молчали, — кто возьмется подсчитать?

Конечно Хват виновен. По крайней мере, с позиции нормальной человеческой морали — виновен.

Виновен, хотя уголовное дело против него, затеянное Главной военной прокуратурой при Хрущеве, в 1957 году, было закрыто. (О том, как и почему закрывались такие дела, — в следующей главе.)

Хват, в моем понимании, виновен, потому что кровь человеческая на его руках.

Потому что не слепой котенок он был, не дитя, которое не ведает, что творит. Помните: «В шпионаж я, конечно, не верил»… Все ведал и все понимал. И что безвинных людей на смерть отправляет — тоже понимал.

Когда другого следователя, Шварцмана, во время суда над ним в 1955 году спросили: «Вы давали себе отчет в том, что избивали крупнейшего военачальника, заслуженного человека?» (речь шла о генерале армии К. А. Мерецкове, арестованном летом 1941 года), Шварцман ответил: «Я имел такое высокое указание, которое не обсуждается». ^{54}

Не обсуждали. И тем зарабатывали себе ордена, звания, зарплаты (вместе с выплатой за воинское звание они в 10, а то и в 20 раз превышали среднюю по стране), квартиру, путевки в элитные санатории и доступ в закрытые продуктовые распределители. И должности зарабатывали тоже.

Тот же Хват в 1946 году получил место начальника Отдела «Т» — Отдела по борьбе с терроризмом Центрального аппарата НКВД. Это называлось «сделать карьеру». Агнцы Божии в НКВД карьеры не делали и квартиры в центре Москвы при их тотальном дефиците не получали.

Заработал.

Кстати, о квартирах. При той жилищной проблеме, какая в СССР была всегда, а в те годы — особенно, наличие у потенциального «врага народа» приличной квартиры было весьма серьезным стимулом для ареста.

Например, следователь Боярский, работавший в Северной Осетии, арестовал супругов Цуровых, их 12-летнюю девочку выгнал на улицу, сам поселился в этой квартире — мебель в ней ему тоже приглянулась, не сменил.

А в 1950 году между МГБ и московскими городскими властями было и вовсе подписано специальное соглашение, согласно которому квартиры арестованных передавались МГБ для разрешения жилищных трудностей сотрудников.

Однако, думаю, самым притягательным в работе следователей НКВД были даже не должности и не высокие зарплаты — власть над людьми.

Их боялись соседи, перед их женами расступалась очередь в магазине, подобострастно заглядывали в глаза школьные друзья и искали их покровительства товарищи детских игр, когда-то понукавшие ими. Но, конечно, высшее удовольствие они испытывали на допросах. Орать матом на академика, избивать маршала, глумиться над недавним членом Политбюро, чьи портреты носили на демонстрациях и одно слово которого еще вчера могло превратить этого следователя в пыль, в ничто… О, для этих мелких людишек, почти всегда — малообразованных, часто — не слишком далеких, обремененных комплексами слабосильных импотентов, коим изменяют собственные жены, — для них топтать, унижать было удовлетворением самолюбия холопа, истинным наслаждением…