Итак, нам предстоит провезти следователя Шамугиа из пункта А в пункт Б, из Дидубийского полицейского управления на Московский проспект. Легко сказать! Напишешь «прибыл» или «приехал», и все, и вроде дело с концом. Но, досточтимые господа, закруглить весь автопробег одним росчерком пера мне представляется совершенно немыслимым. Я не шучу, нет (до шуток ли мне сейчас?), а просто-напросто пытаюсь внушить вам, как сложно довести хотя бы эту немудреную мысль до нынешнего изощренного и избалованного читателя. «Прибыл, убыл, появился, подъехал» — вроде слова, как слова, а посредством их достичь цели, обойтись ими по силам лишь сочинителям поискусней и позадористей моего. Когда бы и я был способен на такое, то не принялся бы за столь неумеренно-пространное повествование, а унялся бы тотчас после того как выдал анекдотец-бутончик, нечто кратенькое, основанное на мудрости предков, народа, чем бы славно, а то и достославно увенчал всю затею. Между тем я не канцелярскую регистрацию веду, а вознамерился иссечь и восставить литературный памятник, столп, достойный деяний славных отцов и дедов, во успокоение и услаждение их кипучих и буйных душ. Так что хоть я и везу Шамугиа из пункта А в пункт Б, но важно не это, важно то, куда именно везу его, как везу, когда точно везу, на чем и для чего с ним поспешаю.
Собственно, на пять перечисленных вопросов мы уже дали в четкой последовательности ответы, но по их милости возник новый, вопрос № 6, а именно… позвольте, позвольте, прежде чем поставить его ребром, не уделить ли нам, учтя несколько вышесказанное, внимания сути и сущности такого явления, как анекдот? Тем более что — от вас, господа, естественно, не укрылось — в подтверждение вспоминаются мощные, с исторической нагрузкой, на уровне нравственного постулата басни-притчи с глубиною мудрой сермяжной пословицы и силой воздействия яркой метафоры. Образцы всемирные, такие, что, как ни изворачивайся, ни лезь из кожи, против них не поставишь и двух внеконкурсных книг. И еще по той очевидной причине, что будущее даже таких книг печально, когда они не отмечены вкупе с иными достоинствами еще и отчетливыми этническими признаками. Ну так и мы, опершись на тьму скопившихся у нас «потому», и сами этак ненароком запустим в текст один из своих, почвенных, анекдотцев, вооружившись надеждой на то, что если не на шаг, то хоть на полшага продвинем повествование вперед. Скажу загодя, что помню их уйму, один другого смешней и остроумнее. Так какой же выбрать? Прямо даже обидно, что приходится прибегать к выбору, легко ли вырвать из букета даже один цветок? Потому уж поверьте мне, как я не впервые призываю вас, что какой первым придет на память, тот уместней всего и предложить вам. Эге-ге, вот оно, вынулось! Слышали, небось, анекдот-утешение отечественных скопидомов: «В Зестафони с блохи шкуру содрали, в Хони еще и жир соскребли, как бы чего не пропало!»
А теперь положите руку на сердце и со всей откровенностью и ответственностью сознайтесь, много ли вам вспоминается книг, достойных встать вровень с этою притчей?
В ответ не в ответ, а в связи с обсуждаемым вопросом так и тянет вставить в текст еще вот что: ни на йоту не сомневайтесь, что г-н Нодар Ладариа (вот еще мощная личность, булыжник-человек! Бьюсь об заклад, недреманное око сего всезнающего и всепроницающего сына отечества узревает в небесных высях не одних только ангелов — даже и тогда, когда их там нет и в помине, — но и с одинаковым успехом провидит как будущее, так и прошлое и настоящее. Аристандр из Телмесса и Николай Кузанский ему и в подметки не годятся. А вы не далее, как в предыдущей главе, подвергали недоверию и изумлялись неким предвидениям ворожеи Фоко) и слыхом не слыхивал этого анекдота, не то мигом бы настрочил по нему докторскую диссертацию. Что же этому удивляться, воскликнете вы и будете больше, чем правы: когда уж по ненароком вырвавшемуся в некоем второстепенном рассказе междометию защитишь диссертацию (найдется ли дело патриотичнее?), то, вооружившись присутствующим и выявленным в нашем анекдоте диалектно-апокрифическим наречием, можно выдать и увесистую монографию.