«Обычно после шести-семи боевых вылетов за день ты напоминаешь сам себе выжатый лимон. Сил остается мало. Едва-едва на то, чтобы принять холодный душ, поужинать, выпить с товарищами стаканчик-другой шнапса или, если повезет, коньяка, выкурить сигарету и завалиться на койку с какой-нибудь немудрящей книжкой. Полчаса вождения уставшими глазами по строчкам, и вот уже книжка выскальзывает из ослабевших пальцев, и ты улетаешь туда, где нет ни войны, ни страха, ни боевого азарта, ни смертоносного огня вражеских истребителей и зениток – в сон.
Но сегодня привычный распорядок был нарушен. Не успел я в офицерской столовой допить вторую порцию крепкого и выкурить сигарету, как меня нашел посыльный и передал приказ немедленно явиться к командиру группы.
– Хорошо, солдат, – сказал я. – Сейчас буду. Свободен.
После чего допил коньяк (сегодня нам повезло – снабженцы раздобыли где-то ящик настоящего, еще довоенного «Асбах Уралт»), не спеша докурил сигарету и отправился к начальству. Захожу, докладываю, как положено. Так, мол, и так, господин группенкоммандер, лейтенант Гюнтер Ланге по вашему приказанию явился. А как положено я докладываю, потому что в кабинете у начальства сидит целый штурмбаннфюрер в черной, с иголочки, форме СС и смотрит на меня с эдаким оценочным прищуром.
– Очень хорошо, лейтенант, – говорит наш старик (хотя какой он старик – сорока еще нет). – Знакомьтесь. Штурмбаннфюрер Вальтер Краузе. Из центра, с особыми полномочиями. Господин штурмбаннфюрер, это лучший пилот моей Первой эскадрильи лейтенант Гюнтер фон Ланге. Более шестисот боевых вылетов, тридцать восемь побед.
– Тридцать девять, – сообщаю я. – Уже тридцать девять.
– Сегодня? – уточняет наш старик. – Мне еще не доложили.
– Да, сегодня. «Спитфаер».
– Англичане храбро воюют? – задает странный для меня вопрос штурмбаннфюрер.
– Не храбрее русских, – отвечаю.
– А что русские?
– Ничего. Просто я два года провел на Восточном фронте.
– Теперь фронт кругом, – говорит штурмбаннфюрер и смотрит выжидательно.
Нас со стариком, однако, на такую дешевку не купишь.
– Пилот люфтваффе, – лязгает группенкоммандер, – бьет врага повсюду!
– Так точно! – добавляю я бодро. – И всегда готов выполнить любой приказ командования!
– Отлично, – усмехается Краузе. – Тогда слушайте приказ, лейтенант. С этой минуты вы поступаете в мое распоряжение. Даю вам сегодняшний вечер на сборы, попрощайтесь с товарищами, вряд ли вы их скоро увидите. Завтра в семь утра мы с вами вылетаем. Все ваши вопросы пока держите при себе. Я на них обязательно отвечу, но позже. Мы обязаны соблюдать строгую секретность.
– Могу я взглянуть на ваши полномочия, господин штурмбаннфюрер? – спросил я.
Тот засмеялся, весело посмотрел на нашего старика и махнул рукой – скажи, мол, ему.
– Они достаточные, Гюнтер, – вздохнул группенкоммандер. – Можешь мне поверить, они более чем достаточные. Но ты прав, во всем должен быть порядок. Приказ о твоем переводе лежит в канцелярии, я его уже подписал. Можешь быть свободен.
И вот я сижу на своей койке и вместо того, чтобы спать, пишу эти строки. Что ждет меня завтра? Кто такой этот штурмбаннфюрер Вальтер Краузе, и какое задание меня ожидает? Вопросы, вопросы… Надеюсь, я получу на них ответы».
Эрика подняла голову и огляделась. Трудно сказать, что было тому виной – литературное мастерство предка или ее собственное богатое воображение, но, как всегда при чтении дневника Гюнтера фон Ланге, она теряла связь с окружающим миром, переносясь туда, на Землю, в одна тысяча девятьсот сорок пятый год – год величайшего поражения и не менее величайшего триумфа Великой Германии. Триумфа, о котором никто из людей, кроме пятидесяти с лишним тысяч потомков первых колонистов планеты Ария, пока не знает. Но ничего, ждать осталось недолго.
Она отправила в рот еще один кусочек шоколада, глотнула энергетика, перелистнула несколько страниц, на которых шло скучноватое описание путешествия через Атлантику вперемешку с воспоминаниями о бывших любовницах бравого пилота люфтваффе, и снова погрузилась в чтение.
«Оказывается, писать – это большой труд. И, как всякий труд, он требует сил и времени. Когда начинал дневник, не думал об этом, но быстро понял. Последняя неделя пролетела, словно один день, заполнена была разнообразными и срочными делами до отказа, только сейчас выдалась пара свободных часов, которые можно посвятить дневнику. Что я с удовольствием и делаю.