Минин и Пожарский

Народ. Солнце пылает на шлеме его, радость сияет во взоре его. Слава Пожарскому, слава! Живи и здравствуй много, много лет! Слава Пожарскому, слава! Живи и здравствуй много, много лет! Слава Пожарскому, слава!

Минин. Свободен отчий дом, он перед нами, и снова мы в Отечестве своем!

Народ. Спасителям народа слава!

Минин. О, нет, о, нет, не нам!

Пожарский. Не нам!

Минин. |

Пожарский. } Народу слава!

Трубецкой. |

Все. Вражьи знамена пред нами упали. Славу спасителям пойте своим! Отечество наше мы отстояли, всегда отстоим! Слава героям, родину спасшим, слава! Слава героям, родину спасшим, слава!

Конец

КОММЕНТАРИИ

В ОР РГБ хранятся материалы к либретто, 1-я (черновая) редакция и позднейшие добавления и варианты. 1936, июня 18 - июля 6; дорабатывал либретто в 1937 и 1938 гг. В автограф карандашом и чернилами вложены листы со стихотворными текстами для либретто (к. 16, ед. хр. 1).

Вторая редакция оперы в четырех актах (7 картин) была закончена 20 июля 1936 года. Первая публикация за границей.

Публикуется машинопись с размеченными рукою Е. С. Булгаковой местами для дополнений 1938 г., карандашом, по расклейке книги: Булгаков М. А. Кабала святош. М Современник, 1991 (См.: ф. 562, к. 16, сд. хр. 5-6). Впервые опубликована М. Козловой и А. Павловой-Арбениной в книге: Музыка России. Выпуск 3, М., 1980. Затем: Советская Россия, 1987, 9 августа. Вступительная статья и публикация В. Лосева.

В публикацию внесена незначительная правка после сверки с машинописью. Так, в 3 картине есть фраза: "Слепцы. Было видение. Сергий явился - спящих будить". В машинописи тире зачеркнуто карандашом. И в данной публикации эта фраза без тире, и по смыслу здесь не должно быть тире. В опубликованном тексте в акте пятом Пахомов говорит: "Я погибну в темнице сырой, вдалеке от невесты, Марии родной". В машинописи: "Марии моей".

Остались и другие незначительные разночтения публикации с машинописью, но эти разночтения можно обсудить при подготовке текста к академическому изданию.

Из переписки М. А. Булгакова и Б. В, Асафьева и "Дневника" Е. С. Булгаковой можно узнать весьма существенные подробности о творческой истории этого либретто.

Из дома отдыха ГАБТ Поленово 10 июля 1936 года Б. В. Асафьев писал М. А. Булгакову: "Сюда вчера приехал Мелик-Пашаев и сообщил мне радостную весть: "Вы кончили "Минина". Разрешите, поэтому, Вас от души поздравить и приветствовать". Через две недели Асафьев, получив либретто и прочитав его, писал уже из Ленинграда: "Пишу Вам, чтобы еще раз сказать Вам, что я искренне взволнован и всколыхнут Вашим либретто. Вы не должны ни нервничать, ни тревожиться. Я буду писать оперу, дайте только отдышаться и дайте некоторое время еще и еще крепко подумать над Вашим текстом в связи с музыкальным действием, то есть четко прощупать это действие... Умоляю, не терзайте себя. Если б я знал, как Вас успокоить! Уверяю Вас, в моей жизни бывали "состояния", которые дают мне право сопереживать и сочувствовать Вам: ведь я тоже одиночка..."

А 17 октября 1936 года Асафьев дал телеграмму Булгакову, что "кончил нашу оперу". В тот же день Булгаков ответил: "Радуюсь горячо приветствую хочу услышать". Но дело затянулось по каким-то соображениям, и Е. С. Булгакова 15 ноября 1936 года с тревогой записывает: "Асафьев ни сам не едет, ни клавира не шлет, чем весьма портит дело. Не хватало еще этих волнений М. А.". 19 ноября Яков Леонтьевич Леонтьев рассказал о посещении Большого театра Керженцевым и его одобрительных словах о "Минине". И в тот же день запись в "Дневнике": "Но где же клавир? Что делает Асафьев?" Эта тревога передалась и дирекции Большого театра.

...В последние дни 1936 года Булгаков и Мелик-Пашаев, получив клавир из Ленинграда, кое-что меняли в тексте, выправляли полученный экземпляр. В эти же дни получили письмо Асафьева от 12 декабря: "Спасибо за приезд, за чуткость... Приезд Ваш и Мелика вспоминаю с радостью. Это было единственно яркое происшествие за последние месяцы в моем существовании: все остальное стерлось. При свидании нашем я, волнуясь, ощутил, что я и человек, и художник, и артист, а не просто какая-то бездонная лохань знаний и соображений к услугам многих, не замечающих во мне измученного небрежением человека. Я был глубоко тронут чуткостью Вас обоих. Сердечное спасибо..." (Письма, с. 394-395).

Но во всех этих спорах и обсуждениях высказывались и здравые мысли и предложения, и Булгаков сразу же после встречи нового, 1937 года приступил к доработке либретто, тем более, что и в разговорах с Асафьевым тоже возникала какая-то обоюдная потребность еще раз вернуться к либретто, что-то действительно нужно было доработать, чем-то дополнить, чтобы скрепить разрозненные события и столкнуть в оперном конфликте действующих лиц.

9 января 1937 года Булгаков писал Асафьеву: "Не сердитесь за то, что не написал Вам. Не писал потому, что решительно не знал, что написать.

Сейчас сижу и ввожу в "Минина" новую картину и поправки, которые требуют...

Я ценю Вашу работу и желаю Вам от души того, что во мне самом истощается, - силы" (Письма, с. 396).