Министерство мокрых дел

Демин оторвался наконец от картины за окном. Я занял его ничего не значащим разговором. Алексей же неотрывно следил за происходящим. Как раз сейчас, по моему разумению, рабочие во дворе должны были подцепить тросом Алексеев «Мерседес». Снимаются самые интересные кадры нашего сюжета. Перед нами человек, на глазах у которого его машину превратят в набор бэушных запчастей.

– Подцепили! – дрогнувшим голосом сказал от окна Алексей.

Еще не мог поверить, что именно с его машиной и случится это несчастье.

– Во дают! Тянут! Тянут тросом! – заволновался он. – Щас шваркнут!

Я не видел всего, что происходит во дворе, но догадывался по репликам чрезвычайно разволновавшегося Алексея. Он, похоже, никак не мог уяснить, что вот-вот произойдет.

– Ух-х! Разогнали!

Бац! Характерный звук за окном. Все присутствовавшие в комнате смотрели на Алексея.

– Готово! – сообщил он.

Обернулся. Восторженный, почти детский взгляд. И никакой паники. Сейчас он получит новую порцию эмоций.

– Леха! Машина-то была твоя, – сказал Демин, глядя на Алексея с сочувствием.

– Как – моя? – не поверил тот.

Выглянул в окно:

– Не-е, не моя.

– Твоя!

– Моя вон стоит.

Я бросился к окну. Леха не ошибался.

– Идиоты! – не сдержался я.

Моя машина, которую я оставил во дворе, стояла у бетонного куба. Под изуродованным двигателем расплывалась масляная лужа. Шестьдесят пять тысяч долларов хорошенько разогнали и шмякнули о бетон. Интересно, подлежит ли теперь это чудо на колесах восстановлению?

Ситуация была аховой, но я расхохотался, не в силах сдержаться. Рядом со мной бесновался разъяренный донельзя Демин.

– Они мне все выплатят до копейки! – орал он. – Я этих горе-испытателей сживу со свету!

Перепутали люди машины. С кем не бывает. Сам же Демин им все как следует и не разъяснил.

– Судьба наказывает хитрых, – сказал я Илье. – Не захотели человеку «Мерседес» просто так отдать, решили поискать выгоду – вот и получили.

А съемка наша, если подумать, вовсе не сорвалась. Только героем сюжета оказался не Алексей, а мы с Деминым. То-то будет потеха. Всегда разыгрывали мы, а сегодня сами попались.

* * *

Ольга не звонила. Будто пропала, исчезла, уехала из Москвы. У меня было такое чувство, что ее нет в радиусе ближайших тысячи километров. Заподозрив это, я почувствовал себя мерзко. Как будто кто-то в момент перекрыл мне кислород. Я понял, что жизни не будет, если я Ольгу не увижу.

Я перехватил ее утром неподалеку от ее дома. Моя машина была разбита, поэтому я приехал на такси. Машину не отпустил, сидел на заднем сиденье, ждал. Таксист косился на меня в зеркало заднего вида. Мое лицо понемногу приходило в норму. Но все еще не могло не внушать подозрений насчет моей благонадежности.

Когда появилась Ольга, я поспешно выбрался из машины.

– Эй! – заволновался таксист, приготовившись сражаться за свой заработок до последнего.

– Жди! – бросил я ему коротко.

Нагнал Ольгу. Она обернулась.

– Ох, как ты меня напугал!

Как она изменилась за последние дни! Четкие тени пролегли под глазами. А в самих глазах поселилось что-то такое, чему не сразу дашь определение. Полное отсутствие радости и знания о том, что в жизни бывают счастливые мгновения. Потухшие глаза. И такая же, видимо, тусклость в душе.

– Ты не звонила мне.

– Не звонила, – подтвердила она спокойно.

Следующим ее вопросом должен быть: «Ну и что?» Я угадал это по глазам.

– Ты в то утро так внезапно ушла.

– Да.

– Я тебя чем-то обидел?

– Нет.

С ней что-то происходило. Я привлек ее к себе и обнаружил ее полное бесчувствие. Безжизненная кукла. Делай с ней, что хочешь, не издаст ни звука.

– Оленька! – сказал я. – Все уже позади! Теперь у нас впереди ничего, кроме светлых и радостных дней.

Я излечу ее от этого. Я верну ей интерес к жизни. Она забудет обо всем плохом, что было прежде.

– Поедем со мной. Я отвезу тебя к себе…

– Я иду на работу.

– К черту работу! Ты забудешь об этой борьбе за кусок хлеба. Я дам тебе все, что ты пожелаешь. Все мечты, которые у тебя были, превратятся в реальность.

Я обещал ей близкое счастье, как ребенку обещают давно желаемую куклу. Все, что ребенок хочет, только бы не плакал. Но Ольга была непробиваема. Я никак не мог до нее достучаться. И даже смотрела она не на меня, а сквозь меня. Будто я отсутствовал вовсе. Фантом, призрак, пустое место, ноль. Я легонько ее тряхнул. Никакой реакции.

– Должно пройти время, – сказала Ольга, по-прежнему глядя сквозь меня. – Не знаю – сколько. Наверное, много. И тогда, когда все заживет… Когда забудется…

Она сделала неопределенный жест рукой. «Я не знаю, забудется ли, – будто хотела сказать она этим жестом, – но сейчас мне очень плохо».