Со своей выгодной позиции на мостовой доктор Азад Бхартия прекрасно видел, что исчезнувший ребенок был вовсе не один, около девочки ночью сгрудились три матери, словно сшитые вместе нитями света.
Полицейские, знавшие, что от доктора Азада не укрывается ничто из того, что происходит на мостовой Джантар-Мантар, решили его допросить. Для начала они его слегка поколотили — скорее по привычке и не сильно, но доктор Азад сказал им лишь следующее:
Полицейские для порядка еще пару раз пнули его и конфисковали все номера «Ньюс энд вьюс», а также пакет «Джайсис Сари Палас» со всеми документами, в нем находившимися.
Как только полицейские ушли, доктор Азад Бхартия, не теряя ни минуты времени, принялся восстанавливать документы с чистого листа.
Подозреваемого у полицейских не было (имя и адрес С. Тилоттамы, издателя «Ньюс энд вьюс» доктора Азада Бхартии, попались им на глаза несколько позже), они все же возбудили дело по статьям 361 (похищение из-под законной опеки), 362 (похищение, принуждение, применение насилия или увоз обманом), 365 (незаконное лишение свободы), 366А (преступление, совершенное в отношении девочки, не достигшей восемнадцатилетнего возраста), 367 (похищение ради причинения вреда, увод в рабство или для получения противоестественного полового удовлетворения), 369 (похищение ребенка младше десяти лет для извлечения незаконного дохода).
Обвинения были подсудными, предусматривали возможность освобождения под залог и подлежали рассмотрению судьей первого класса. За такие преступления предусматривалось наказание в виде тюремного заключения на срок не более семи лет.
Таких преступлений в том году уже было зарегистрировано одна тысяча сто сорок шесть. И это был только май.
5. Тихая охота
Подковы гулко стучали по пустынной мостовой.
Пайяль, белая кобыла, выстукивала дробь по улице, на которой ее просто не должно было быть.
На спине кобылы, на седле, отороченном красной тканью и украшенном золочеными кистями, сидели двое: Саддам Хусейн и Ишрат Прекрасная. Они тоже находились в той части города, где им было не место. Никаких запрещающих знаков, конечно, не было, но кругом были знаки, которые мог прочесть любой глупец: тишина, ширина дороги, высота деревьев, безлюдная улица, аккуратно подстриженные живые изгороди, низкие белые виллы, в которых обитали Правители. Даже желтый свет, лившийся с верхушек высоких столбов, казалось, можно было продать: он напоминал колонны из жидкого золота.
Саддам Хусейн надел солнцезащитные очки. Ишрат заметила, что это глупо — напяливать ночью темные очки.
— Ты это называешь ночью? — саркастически поинтересовался Саддам. Он объяснил Ишрат, что носит темные очки не для того, чтобы импозантно выглядеть, и добавил, что ему больно смотреть на свет, но историю о том, как он обжег себе глаза, он расскажет потом.
Пайяль прижала уши и принялась дергать крупом и хвостом, несмотря на то, что никаких мух здесь, на этой улице, не было и в помине. С ее стороны было отступничеством — оказаться на такой улице, но эта часть города ей нравилась. Здесь, по крайней мере, было чем дышать. Пайяль с радостью пустилась бы вскачь, если бы ей позволили. Но ей не позволили.
Они явились сюда на тихую охоту. Их задача — следить за авторикшей и его пассажирами.
Всадники держали дистанцию, не приближаясь к повозке, которая, всхлипывая, словно потерявшееся дитя, снова и снова заезжала на круговые перекрестки с зелеными островками в центре, украшенными скульптурами, фонтанами и цветочными клумбами. От этих островков, словно лучи, отходили проспекты, каждый из которых был обсажен разными деревьями — тамариндом, ямболаном, нимом, арджуном.
— Смотри-ка, у них есть даже сады для машин, — задумчиво произнесла Ишрат, когда они въехали на очередной круговой перекресток.
Саддам рассмеялся, наслаждаясь ночной прохладой.
— У них есть машины для собак и сады для машин, — сказал он.
Кавалькада черных «Мерседесов» с тонированными пуленепробиваемыми стеклами вдруг возникла словно ниоткуда и быстро, как змея, промелькнула мимо.