— Помни, Лиззи, все мы — мыши в лабиринте. Поэтому неважно, куда ты идешь, потому что все равно куда-нибудь придешь. Ты обязательно достигнешь этого, если будешь идти достаточно долго. А когда ты наконец попадешь туда, у тебя будет место, чтобы отдохнуть, есть, пить. — Затем он вскочил на ноги и, вскинув руки вверх, прокричал: — ЧТОБЫ ЖИТЬ!
Его бессвязные речи воспринимались как какое-то обращение свыше, но она поняла его. Какая-то здоровая часть мозга Гаррисона пыталась пробиться обратно, домой. Элиза выпустила из себя весь воздух и позволила вытолкать себя из камеры. «Да, — подумала она, не отрывая взгляд от Гаррисона, — я поняла».
Томас запер дверь, из-за которой, несмотря на ее толщину, продолжали слышаться крики, а затем прислонился к стене. Он выглядел очень усталым.
— Мистер Торн сейчас уже не с нами, мисс. Теперь вы ничего вразумительного от него не добьетесь.
— Мне жаль, что я ошиблась насчет той раны, — прошептала Элиза, глядя на медальон. — Я просто подумала...
Ответ Томаса заключался в том, что он молча проводил ее до главного внутреннего двора. Когда они проходили по галерее, там их ждал человек, которого она видела здесь раньше; глаза его горели.
— Бууууум! — шепнул он и подмигнул ей.
Это было уже слишком, и она ускорила шаг, следуя за охранником. Добравшись до выхода, Томас просто ушел прочь без каких-либо прощаний или жестов вежливости. Медсестра обратила внимание на странное выражение их лиц и предпочла не задавать лишних вопросов.
Элиза покидала Бедлам так же, как приехала сюда, но чувствуя себя потрясенной. Она даже не была в состоянии попрощаться с Гаррисоном — хотя, вероятно, он бы этого и не заметил.
Идя по дорожке к входным воротам, она вытащила странный медальон и надела его себе на шею, словно бросая вызов тем, кто забрал у нее напарника и друга. Прохладная вещица теперь лежала у нее на груди, и она прижала ее ладонью, стараясь запомнить это ощущение.
Ее сердце еще полностью не вернулось к своему нормальному ритму, когда она подняла глаза и увидела знакомую фигуру. Под статуей Безумия стоял Веллингтон Букс, такой же опрятный и щеголеватый, каким когда-то был Гаррисон. Ему не хватало лишь прогулочной трости, и успех у дам был бы ему обеспечен.
— Итак, — сказал он сухим назидательным тоном. — Как прошел ваш ленч в Бедламе, мисс Браун?
Агент Брюс Кэмпбелл испытывал ощущение счастья в самых различных частях света, например, карабкаясь по отвесной скале у берегов Бенгалии, сражаясь с воинственными шерпами в Непале или даже просто плавая среди смертельно опасных больших белых акул в водах родной для него Австралии. К тому же он был настоящим мастером в целом ряде видов человеческой деятельности: он отлично стрелял, искусно ухлестывал за красивыми женщинами и умел смешивать великолепный послеобеденный аперитив.
А вот что ему не нравилось, так это пить сейчас чай с членом Тайного Совета посреди роскоши отеля «Гросвенор». Поглядывая по сторонам краем глаза, Брюс понял, что здесь их в основном окружают светские дамы. Он нервно заерзал на стуле. Черт возьми, некоторых из них он узнал — даже несмотря на то, что сейчас они были в одежде. А поскольку они пришли сюда без мужей, у него были весьма призрачные шансы спокойно выбраться отсюда в более привычную для себя обстановку, например, в какую-нибудь перестрелку.
Разумеется, если человек, сидящий напротив, позволит это. Питер Лоусон, герцог Сассекский, не нуждался ни в визитных карточках, ни в представлении — Брюс великолепно знал, кто он такой, не был только уверен насчет того, как к нему обращаться. Поэтому он просто сидел неподвижно и ждал, пока тайный советник заговорит сам.
Сассекс откинулся на спинку своего стула, аккуратно вставил в рот сигариллу и направил на Брюса свой взгляд, который тот уже видел раньше у сотен других хищников. Агент знал, как справляться с такими неподвижными взглядами, когда с ним начинают играть в гляделки. Беспечно улыбнуться, подмигнуть, если позволяет время, а затем выдать свой знаменитый (по крайней мере, он сам считал его знаменитым) апперкот «Гром, грянувший снизу», который уложил на пол с раздробленной челюстью не одного противника.
Но на этот раз взгляд этот принадлежал человеку, к которому прислушивается сама ее величество королева. Бюрократу. К тому же они находились в зале для чаепитий.
И Брюс сделал единственное, что выходит одинаково естественно у всех, — он застыл.
Тарахтящий звук лифта, поднявший из середины стола их чай, стал приятным облегчением посреди затянувшегося напряженного молчания. Брюс натужно сглотнул — сейчас он предпочел бы кружку пива вместо чая. Однако с этими англичанами всегда одно и то же — их проклятый чай.
Сассекс загасил окурок своей сигариллы, нагнулся вперед и снял чайник с многоярусной бронзовой подставки, одна из полок которой поддерживала нужную температуру жидкости.