Министерство по особым делам

– Ты что-то потревожил. Доигрался. Покойник-сутенер – вот его делишки и дурно пахнут.

В офисе было всего две комнаты. Лилиан и Фрида занимали первую, Густаво сидел во второй, за проходной. В их комнате стояли еще два свободных стола для новых сотрудников, которых Густаво и не думал нанимать. Работа Лилиан и Фриды, естественно, захлестывала и эти столы, так что посетители могли предположить, что у Густаво четверо сотрудников. Их никто не разубеждал.

Лилиан начала работать у Густаво секретаршей, и со временем он помог ей разобраться в страховом бизнесе. Она не просто разобралась в нем, но освоила его до тонкостей, так что в конце концов Густаво превратился в сибарита, о чем всегда мечтал. Он уходил обедать с любимыми клиентами, обхаживал новых, но времени все равно оставалось в избытке. Чтобы как-то его заполнить, по средам он играл в гольф, по понедельникам с утра плавал, после чего шел завтракать в Конный клуб. Лет десять назад он взял на работу Фриду – отвечать на звонки, заведовать офисом и потихоньку разгружать Лилиан от административных обязанностей. После такого повышения Лилиан последние десять лет смотрела на мир, высоко подняв голову.

Густаво потер макушку ладонью, сначала разгладил, а потом взъерошил волосы.

– Давай запишем в счет отпуска, – сказал он и улыбнулся. Заработанных отгулов у Лилиан хватало, но обратилась она к нему, как бы прося об одолжении. Она знала, что Густаво ее эксплуатирует, что без нее ему не обойтись. Но он тоже это знал, и иногда его мучила совесть, поэтому его себялюбие Лилиан считала безвредным недостатком.

Перед уходом Лилиан чмокнула Фриду и направилась к дому. Времени у нее было в обрез, но она остановилась около бара – послушать уличного музыканта. За столиком, прямо на улице, двое пили пиво, а музыкант сидел у их ног на перевернутом ящике, рядом положил шляпу. Играл гитарист виртуозно. Лилиан, поставив сумку на свободный стул, слушала его игру вместе с любителями пива, но вскоре вышел хозяин и прогнал музыканта.

– Иди играй в метро, – посоветовал он. – Там тебе все будут рады.

Лилиан положила в шляпу всю мелочь, что у нее имелась, и пошла своей дорогой. Дома она была задолго до рабочих, которые пришли ставить новую дверь.

Она заварила двум рабочим мате[16], когда они еще не помышляли о перерыве. Потом разложила на кухонном столе бумаги, напялила узенькие очечки и занялась, как в обычный день, делами. Когда работа была окончена, Лилиан оправила юбку и вышла, старшему дала на чай. Приглядевшись к рабочим, Лилиан решила, что они братья. Тот, что помоложе, легко подхватил старую дверь так, будто она из фанеры.

Они ушли, и Лилиан заперла за ними новую дверь. Теперь в безопасности она ощутила удивительную легкость – отчасти оттого, что квартира в ее распоряжении, отчасти оттого, подумала она виновато, что сюда никто не может войти. Она впервые в жизни оказалась одна в доме, от которого ни у кого нет ключа.

Она вернулась к бумагам – интересно, кто постучит первым? Услышав стук, Лилиан встала – приготовилась объясниться с Кадишем, растолковать ему, с какой стати ухлопала кучу денег на дверь в квартиру, которая им не принадлежит. Она посмотрела в глазок – перед дверью стоял пентюх Качо, их сосед из квартиры напротив. Всегда так: ждешь одного, приходит другой.

– Вот это сила, – сказал Качо, когда Лилиан впустила его. Он оттопырил нижнюю губу и игриво пнул дверь ногой – так проверяют, хорошо ли накачаны шины у автомобиля. Провел пальцами по раме, уже более серьезно, нахмурив брови. – Свою задачу она выполнит. Если кто полезет – сразу отлетит в конец коридора. – И он показал на свою квартиру.

– Боже упаси, Качо, – сказала она. – У меня такого и в мыслях не было.

– Шучу, шучу, – сказал Качо. Хохотнул и перевел взгляд.

Лилиан увидела, что он смотрит на резную полочку на стене рядом с дверью. Эту полочку привезла из Европы ее мама, и Лилиан, когда выходила замуж, забрала на память только эту полочку и больше ничего. Сюда клали ключи. Сюда же положили и новенькие ключи. Большие, непривычного вида.

– Знай я, что ты пошла на такие траты, чтобы уберечь свое добро, я бы сам к тебе вломился.

– Вот-вот, – сказала Лилиан. – У меня сокровищ полны сундуки. И еще я боюсь, как бы Кадиша посреди ночи кто не увел.

Лилиан выпроводила соседа и прислонилась спиной к двери – та стала вдвое толще.

После ухода Качо она не сразу пришла в себя, но потом ее отпустило, в душе воцарился покой. Она заварила чай, приготовила обед на одного: Кадиш и Пато придут не скоро. Потом, что ей было совершенно не свойственно, легла на диван и включила телевизор. Звук убавила. Поправила подушки, подвигала пальцами ног и, как и Кадиш – не счесть, сколько раз она это видела, – заснула прямо в одежде, свесив одну ногу на пол.

Кадиш послал Пато с инструментом наверх, и сын впервые за вечер безропотно послушался его. Пато тяготился обществом отца, и Кадиш знал: даже если он сейчас опрометью кинется вверх по лестнице, Пато уже засядет в своей комнате, нырнет в наушники и поставит иглу на пластинку.