Министерство по особым делам

– Вот и порядок, – сказал Рафа.

Все сделали вид, что уснули. И Рафа с Флавией поверили, что наконец-то им никто не помешает, а такое случалось крайне редко. Муфи не спала, надеясь выведать еще какие-то тайны. Пато лежал на тонком губчатом матрасе, вслушиваясь в звуки борьбы и шебуршение на койке внизу. Он решил еще одну-другую ночь провести у Рафы, позлить родителей и доказать Флавии, но что – он и сам не знал. Да, прежде чем вернуться домой, он, как минимум, еще одну ночь переночует здесь. Между тем дерево заскрипело, кровать затряслась. Он закрыл глаза, мысли его унеслись далеко. Друзья Пато ритмично и плавно раскачивали кровати, и вскоре он погрузился в сон.

Глава двенадцатая

Качо попросил подержать лифт, и Лилиан нажала кнопку. На ней кроме повязки были темные очки. Она сняла их, обнажив черные разводы вокруг глаз.

Взглянув на нее, Качо скривился, но тут же оправился и сказал:

– С утра светит солнце, а в газетах пишут – дождь.

– Разве газеты когда-нибудь интересовались правдой?

Качо с энтузиазмом согласился, но ничего путного добавить не сумел. Через руку у него было небрежно переброшено пальто, он перебросил его на другую, в ней он держал какой-то конверт.

– Какой ты шикарный в этом костюме, Ка- чо, – сказала Лилиан. – Она обдернула на нем пиджак, поправила лацкан. – Ты в нем выше ростом.

– У меня повестка. – Он показал ей конверт. – Кажется, нам по пути.

– Надеюсь, какая-то формальность, – предположила Лилиан.

– Если бы, – сказал Качо, и голос его дрогнул. – Это из-за моей поездки в Пунта-дель-Эсте. Из-за нее меня вызывают в Министерство по особым делам. Но у меня обратный билет есть – зачем вызывать?

– Может, они считают, что курортный сезон уже прошел?

– У брата там бизнес, он там круглый год торчит. Из-за бизнеса своего. Что-то связанное с туризмом. Чем он занимается, я толком не знаю. А пропускать работу жуть как не люблю.

– Не дергайся, Качо, ты же образцовый гражданин.

– Как не дергаться? От такого меня просто оторопь берет. Думаешь, почему я образцовый гражданин? Да потому, что боюсь что-нибудь сделать не так!

– Вот это да! Я бы до такого не додумался.

– В это Министерство и до переворота было страшно ходить. А теперь оно превратилось в министерство последней надежды. Какая-то бюрократическая помойка, психушка для тех, кому уже не поможешь.

– Мало ли кто что говорит, Качо. Обычно разговорами дело и кончается.

– А ты про chupadas[22] слышала? Целые семьи засасывает, как в воронку, а потом про них ни слуху ни духу. Мне говорили, что люди, которых вызвали в это Министерство, так оттуда и не вернулись.

– Качо, где логика? Каждое министерство ведет дела с крупным бизнесом да и с мелким. Тебя вызвали по какому-то пустяку. Ручаюсь, ты как вошел, так и выйдешь оттуда.

– Ручаешься?

– Да.

– Если за мной что и есть, так чего бы меня не вызвать в суд? Или в полицию. Какой смысл в первую голову звать сюда? Они хотят, чтобы мы боялись, – вот и вся причина. Только зачем им я? Я и так боюсь.

Они вместе шли по авенида де Майо, к плазе и Розовому дому, министерствам и работе Лилиан. Стоял чудесный день, в небе – ни облачка. Лилиан решила поменять тему – снова заговорила о погоде, потом об их работе. Качо спросил про Пато.

– Что-то я давно его не видел, – сказал он. – Науку небось грызет?

– На несколько дней перебрался к товарищу, только и всего. Ты, наверное, слышишь, как мои мужики собачатся? Сын растет, вот квартира и становится меньше. Надеюсь, на той неделе они орали не слишком громко?

– Я ложусь очень рано.

– Это хорошо, – сказала Лилиан. – Но они не всегда воюют по ночам.

– Ничего не слышу, могу только себе представить, – сказал Качо.

– Наверное, новой двери надо спасибо сказать.

Тут Лилиан что-то вспомнила и посмотрела по сторонам: вон стена, рядом дерево. Оба – в побелке.

Взвыли полицейские сирены, и они застыли как вкопанные. К ним двигалась патрульная машина, следом за ней бежал солдат. Полиция проехала, солдат пробежал мимо, на них никто даже не посмотрел. Лилиан и Качо замерли, она сунула руку в сумочку, Качо схватился за карман, где лежал бумажник. Оба потянулись за удостоверениями – сработал рефлекс: так человек моргает, услышав резкий звук.

– Ладно, мне надо спешить, – сказал Качо, показывая на Министерство. – Спасибо за поддержку. – Он повернулся – спешил уйти.

– Качо, – остановила его Лилиан. Она выудила из сумочки темные очки, будто именно их и собиралась достать минуту назад. – Ты не только Пато последние дни не видел, – сказала она. – Меня тоже. – Лилиан постаралась улыбнуться. – Со мной поработал пластический хирург.

– А-а, – понял Качо. Потом сказал, уже громче: – Лицо! Конечно же! Вот теперь, когда ты сказала, я вижу: что-то у тебя не так.

Кадиш – он стоял у кухонной раковины – рывком сорвал с лица повязку. Бросил в ведро и, так и не разогнувшись, вытащил из ноздрей марлевые, омерзительные донельзя затычки и отправил туда же. Вымыл, к ужасу Лилиан и Пато, лицо жидкостью для мытья посуды. Потом взял кухонное полотенце и принялся яростно тереть им лицо. Наконец швырнул полотенце на пол и повернулся к ним.