Оруэлл писал «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый» для того, чтобы это произведение стало квинтэссенцией идей, которые он развивал всю свою жизнь. Роман стал результатом многолетних размышлений, писательской работы и чтения об утопиях, супергосударствах, диктаторах, заключенных, пропаганде, технологиях, власти, языке, культуре, классах, сексе, жизни в деревне и крысах и о множестве других вещей, которые смешались до такой степени, что уже невозможно определить источник, подтолкнувший его к той или иной мысли или фразе. Несмотря на то что он сам очень мало говорил о том, как зародилась и развивалась в его уме эта книга, мы можем обратиться к его записям объемом несколько тысяч страниц. Даже если бы Оруэлл не умер, а прожил еще несколько десятков лет, после романа «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый», поставившего определенную точку в его творческом пути, ему бы пришлось как бы заново начинать свою писательскую карьеру. В первой части книги я расскажу об Оруэлле и мире, в котором он вращался: о людях, с которыми общался, новостях, за которыми следил, и о книгах, которые читал. Три главы посвящены творчеству писателей, повлиявших на создание романа Оруэлла: произведениям Герберта Джорджа Уэллса и роману Евгения Замятина «Мы», а также литературным жанрам утопии и антиутопии. Оруэлл был знаком со всеми упомянутыми книгами, фильмами и пьесами, если только нет соответствующей оговорки. Во второй части книги – исследование влияния романа Оруэлла на культурную и политическую жизнь, начиная со смерти автора и до настоящего времени. Мы будем говорить об Олдосе Хаксли и Эдварде Моргане Форстере, Уинстоне Черчилле и Клементе Эттли, Айн Рэнд и Джозефе Маккарти, Артуре Кёстлере и Ханне Арендт, Ли Харви Освальде и Эдгаре Гувере, Маргарет Этвуд и Маргарет Тэтчер, ЦРУ и
Несколько слов о терминологии. Определение «оруэллианский» имеет два противоположных значения. Это то, что имеет отношение к стилю и ценностям писателя Оруэлла, а также события и положение дел в современном мире, угрожающие этим ценностям. Во избежание неправильных толкований я буду использовать определение только во втором значении, а для первого значения буду использовать фразу «в стиле Оруэлла» (
«Успех Оруэлла объясняется тем, что он писал правильные книги в правильное время»5
, – подчеркивал философ Ричард Рорти. До издания повести «Скотный двор» и романа «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый» Оруэлл был, бесспорно, заметным человеком в литературных и политических кругах Британии, но не популярным. Сейчас постоянно переиздаются его труды, включая и те, которые он сам считал неудавшимися экспериментами и литературной поденщиной. При желании можно прочитать практически все сохранившиеся до наших дней документы, когда-либо написанные Джорджем Оруэллом. Все это благодаря титаническому труду профессора Питера Дэйвисона, составившего полное собрание сочинений писателя[2]. Читатели первого издания романа в 1949-м знали об Оруэлле гораздо меньше, чем могли бы знать сейчас.Прекрасно понимая, что Оруэлл очень внимательно относился к тому, чем делиться с широкой публикой, я читал некоторые его тексты не без чувства вины. Писатель был бы в ужасе от повторной публикации большинства своих журналистских работ, не говоря уже о личной переписке. Тем не менее практически все эти материалы стоят того, чтобы с ними ознакомиться. Даже когда он был болен, чувствовал, что устал от работы, отчаянно стремился писать что-то другое, Оруэлл постоянно обдумывал проблемы, многие из которых затронул в своем самом известном романе. Он отказывался подчиняться идеологии или какой угодно линии партии, и даже тогда, когда оказывался неправ (что случалось довольно часто), он был неправ совершенно искренне. Оруэлл обладал тем, что Чарльз Диккенс называл «свободным умом»6
. Оруэлл не был уникальным гением (в связи с этим я хотел бы рассказать о некоторых его менее известных современниках), но он был единственным писателем своей эпохи, которому удалось так много сделать хорошо.