Министерство правды. Как роман «1984» стал культурным кодом поколений

В 1940 году появилось издание «Писатели XX века», для которого Оруэлл коротко писал о себе так: «В период 1917–1921 я учился в Итоне. Мне повезло, и я попал туда по стипендии, я не трудился и мало чему научился и не считаю, что образование в Итоне оказало на меня существенное влияние»⁸. Вполне возможно, что Оруэлл преувеличивал презрение, которое коммерческие ученики испытывали к тем, кто обучался по стипендии, но бесспорным остается то, что студентом он был посредственным и мучился от чувства одиночества и от того, что находился не на своем месте. В колледже его считали «большевиком», хотя все разговоры о социализме были просто модной позой, не имеющей под собой никакого серьезного убеждения. Один из однокурсников вспоминал: «Он был болезненно обидчивым мальчиком, которому нравилось, чтобы вокруг было все не так. Было ощущение, что он считает, будто смысл его жизни в том, чтобы все вокруг него было правильно»⁹. Другой однокурсник говорил: «Он был скорее насмешником, чем бунтарем. Всегда словно стоял в стороне и постоянно наблюдал. Постоянно»¹⁰.

После окончания обучения в Итоне Оруэлл не стал поступать в университет, а поступил на службу в рядах английской полиции в Бирме, в стране, в которой выросла его мать. Это странное решение он никогда не объяснял ни друзьям, ни читателям. На время он отодвинул планы стать писателем, но пребывание в Бирме дало ему материал для вполне приличного романа («Бирманские дни»), двух очень хороших эссе: «Казнь через повешение» и «Как я стрелял в слона», а также укрепило веру в то, что живой жизненный опыт ничем не заменишь. Оруэлл недолюбливал интеллектуалов и даже само это слово часто писал, используя «иронические» кавычки. Интеллектуалы, по его мнению, полностью полагались на теорию и предположения, а он никогда до конца ни во что не верил, если это пережил. Утверждение «Чтобы ненавидеть империализм, ты должен стать его частью»¹¹ является, конечно, ошибочным обобщением, но в его случае это заявление было правильным. На языке Оруэлла «ты» часто означало «я».

Бирма оказалась для него аверсионной терапией, или лечением посредством выработки условно-рефлекторной реакции отвращения. Он увидел, как власть извращает и делает ограниченными членов правящего класса и каким лицемерием все это прикрывается. С тех пор у него появилось отвращение к подавлению любого толка, и на короткий промежуток времени он стал кем-то вроде анархиста. Но вскоре решил, что все это «сентиментальная ерунда»¹². Оруэлл вернулся в Англию в 1927-м (на самом деле поехал в отпуск, да так и остался) с ощущением «невероятной тяжести груза, который я должен искупить»¹³. Чисто практически это выразилось в мазохистском желании ставить себя в неудобные и даже опасные для жизни ситуации. «Как можно писать о бедных, если ты сам хотя бы на время не станешь бедным?»¹⁴ – спросил он однажды своего друга. Познакомившийся в то время с Оруэллом библиотекарь проницательно отметил, что тот находился «в процессе перестройки самого себя»¹⁵.

Заявив, что у него «не было интереса к социализму и каким-либо другим экономическим теориям»¹⁶, Оруэлл решил оказаться в мире угнетенных – тех, кто, не имея работы, собственности или какого угодно статуса, вышел за рамки классовой системы, а скорее опустился на дно общества. В конце 1920-х годов Оруэлл много и плотно общался с английскими бомжами и работал посудомойщиком в парижском ресторане. «Это как бы мир внутри мира, маленькая нищенская демократия, пожалуй, максимальное приближение к демократии»¹⁷, – писал он. Редактор журнала The Adelphi Ричард Риз говорил, что Оруэлл выбрал этот путь «в качестве покаяния и искупления, для того чтобы смыть с себя налет империализма»¹⁸. Эта nostalgie de la boue/ностальгия по грязи предвосхитила вылазки героя романа Уинстона Смита в населенные пролами районы. Так в 1933 году появилась повесть Оруэлла «Фунты лиха в Париже и Лондоне».

С появлением этот повести появился и новый автор – Джордж Оруэлл. Писатель взял псевдоним, для того чтобы не шокировать членов своей семьи, а также в качестве предосторожности и возможности дистанцироваться от издания, если его писательская карьера не будет успешной. Впрочем, ему никогда не нравилось собственное имя Эрик, так что он хотел его изменить. Оруэлл – название реки, протекающей в графстве Суссекс. Это сугубо английское название понравилось ему больше, чем такие чисто английские псевдонимы, как Кеннет Майлз, Пи. Си. Бертон и Эйч. Льюис Олвэйз. Выбранный им псевдоним оказался удачным – прилагательное «олвэйзианский», на мой взгляд, звучит не особо грациозно и привлекательно.