Министр любви [сборник рассказов]

— Можете отпустить бухгалтера Гросса, — сказал он.

Лицо его светилось гордостью — два выловленных им члена были в оранжевых буддийских халатах, с небольшими косичками сзади, третий носил белый бурнус.

Улов Кохбы был менее значительным — двое шотландцев из Шеффилда в клетчатых юбках.

Раввин потерял речь. Он долго пил какую‑то гадость, предложенную ему нищим. Наконец, речь вернулась.

— Кого вы привели? — сипло спросил он.

— Мужчин, — ответил старик Эйнштейн, — все пятеро — мужчины, эти двое в юбочках — тоже.

— Причем здесь мужчины?! — раввин вознес руки.

Эстер сидела безучастно. Сын молчал. Слово брал все время старик Эйнштейн.

— Кто вам, наконец, нужен? — спросил он, — женщины не подходят! Мужчины — не подходят! Из кого состоит миньян, в конце концов?!

— Из евреев, — выдавил раввин, — миньян — не европейский парламент! И даже не Кнессет! В него могут входить только евреи, — он с интересом рассматривал выловленных. — Где вы их поймали?.. Почему вы пошли на чужие территории? Вам мало своей?..

— Театр абсурда, — произнес сын.

— Тут нету границ, — произнес Эйнштейн, — мы шли, куда хотели. Никто не спрашивал паспорта. Я спросил: «Вы пойдете на миньян?» — они согласились.

— Хотели заработать, — сказал нищий, — но, слава Богу, миньян — это только евреи! Иначе я б разорился, — он повернулся к детям разных народов: — Можете быть свободны…

Раввин посмотрел на часы.

— Боже, меня уже ждут там. — рука опять полетела на юго — запад, — прошу вас, хватайте такси, гоните в город, в это время там полно евреев –

у Оперы, на Грабен, на Юденплатц. Нам не хватает всего четверых! Фир менч! Без бурнусов и юбочек!

Старик Эйнштейн и Кохба взяли такси. Они ехали молча.

— Эйнштейн, — наконец сказал Кохба, — вам не кажется, что откуда‑то доносится смех? Я слышу его все время, будто прибой…

— Я вам честно скажу, — ответил Эйнштейн, — я глуховат.

…На Юденплатц они встретили большую группу евреев. Сгрудившись вокруг памятника Лессингу евреи с аппетитом жевали фалафели. Великий философ незаметно глотал слюну…

— Что за вопрос, — сказали евреи, — мы в Вене на один день, мы еще не видели этой оперы, чтоб она сгорела, но мы все едем на миньян! Что за вопрос?! Святое дело!.. Куда ехал усопший?

— В Лос — Анджелес, — выпалил Кохба, — он ехал в Лос — Анджелес!..

На Юденплатц стало тихо.

— Та — ак, — протянули евреи, — мы в Вене на один день. Мы еще не слушали оперы. Приехать из Тель — Авива в Вену и не услышать «Розен Кавалир»?!!..

Эйнштейн чувствовал себя виноватым.

— А клигер!! — повторял он, — не мог сказать, что ваш папа ехал в Израиль!

— Не кляните себя, — сказал Кохба, — он туда хотел. Он поехал в Штаты из‑за меня. Если б я не поселился в Лос — Анджелесе — у нас бы уже был миньян. Но я люблю Лос — Анджелес, старик Эйнштейн, — ай лав Лос — Анджелес!

— Ду ю лав Лос — Анджелес?!! — на них двигалось несколько громких, с золотом в ушах загорелых мужчин с магендовидами на шеях и с золотом в ушах — мы, — тоже! Они начали обнимать Кохбу, хлопать его по спине, плечам.

— Эйнштейн, — сказал Бен, — возьмите их на себя. Я сегодня не в настроении видеть загорелые лица…

— Это миньян, — сказал Эйнштейн, — вы не понимаете, что это миньян!

Он обратился к американской группировке:

— Вы уже слушали оперу?

— Мы не ходим в оперу, — ответили американцы, — мы пьем пиво, ездим на лошадях и приглашаем вас покататься с нами.

— Май френдс, — сказал Эйнштейн, — сегодня не день прогулок. Мы не в поисках развлечений, мы в поисках миньяна…

Американцы рьяно кинулись помогать, они забросили кареты и согласились ехать на кладбище.

— Тем более, он ехал к вам, — добавил Эйнштейн, — в прекрасный

Лос — Анджелес.

Что‑то вроде холодка пробежало по загорелым лицам.

— В Америку? — переспросили они.

— Йес, йес! — подтвердил Эйнштейн.

— Советские евреи должны ехать в Израиль, — сказали американские евреи и умчались в пролетках.

…Кохба сидел на венских камнях. На его лице появилась улыбка.

— Чему вы улыбаетесь, Кохба? — спросил Эйнштейн.

— Вы слышите смех? — спросил Кохба.

— Я вам говорил, что я туговат на ухо, — ответил тот, — но мне кажется, вы правы…Кто‑то смеется…

Они опять начали поиски.

Время торопливо, беспрерывно били куранты, евреев не было.

Вдруг, в кафе, в «Музеум», где сиживал Фрейд и даже что‑то написал Стефан Цвейг, они увидели двух евреев — таких они даже в России не встречали.

— Даже в Мариуполе таких не было, — сказал старик Эйнштейн, — но я бы все‑таки уточнил.

— Не надо, — сказал Кохба, — взгляните в их глаза, Эйнштейн. Вся боль нашего народа. Века гонений, изгнаний, инквизиция. Вы видите в них костер инквизиции?

— Я вижу, — ответил Эйнштейн, — но я бы все‑таки спросил.

— Послушайте, Эйнштейн, если вы читали описания древних хабиру, — евреев, живших в ХIII веке до нашей эры и завоевавших Ханаан — так это они. Это хабиру, Эйнштейн!

— Возможно, они и хабиру, но я все‑таки спрошу, на всякий случай, — он приблизился к их столику:

— Я извиняюсь, вы сами откуда будете?..

Хабиру подняли большие черные глаза, отодвинули черный кофе.

— Из Израиля, — сказали они.