Минна фон Барнхельм, или Солдатское счастье

Фон Телльхейм. Все произошло так, как тому быть должно. Великие мира сего убедились, что некий солдат делает очень мало из преданности им, немногим больше по обязанности, но зато делает все из чувства чести. Надо ли удивляться, что они не считают себя в долгу перед ним! После войны многие мне подобные оказались не нужны этим великим мира сего, и, наконец, теперь никто не является для них необходимым.

Минна. Вы говорите так, как надлежит говорить человеку, который сам легко может обойтись без великих мира сего. И никогда еще вы не нуждались в них так мало, как сейчас. Я от всего сердца благодарю их за то, что они отступились от своих притязаний на человека, которого я лишь крайне неохотно делила бы с ними. Я ваша повелительница, Телльхейм, и другой власти вам не нужно. Найти вас в отставке, - такое счастье мне даже не грезилось. Но отставка - это еще не все. Есть еще что-то другое. Что же это? Вы еще - как вы сказали? "Я - калека", сказали вы. Ну (оглядывает его с головы до ног), этот калека еще достаточно цел и строен, он, видно, достаточно силен и здоров. Милый Телльхейм, если вы как инвалид вздумаете просить милостыню, то я предсказываю, что мало где вам подадут ее; разве только у дверей добросердечных девушек вроде меня.

Фон Телльхейм. Теперь я слышу только речи шаловливой девочки, дорогая Минна.

Минна. А я слышу в вашем выговоре только "дорогая Минна". Шалостей больше не будет. Ведь я помню, что вы в самом деле получили небольшое увечье. Вас ранило в правую руку, и вы не вполне владеете ею. Но если хорошенько вдуматься, тут ничего нет плохого. Это только предохранит меня от ваших побоев.

Фон Телльхейм. Сударыня!

Минна. Вы хотите сказать, что тем менее вы будете защищены от моих. Ну, ну, милый Телльхейм, вы не доведете меня до этого.

Фон Телльхейм. Вы все смеетесь, сударыня. Жаль, что я не могу смеяться вместе с вами.

Минна. Почему же? Что вы имеете против смеха? Разве нельзя смеяться и быть очень серьезным? Дорогой майор, смех - более крепкая опора для разума, чем озлобление. За доказательством недалеко итти: ваша смеющаяся подруга разбирается в ваших делах гораздо правильнее, чем вы сами. Вы получили отставку и считаете это оскорбительным для вашей чести. У вас прострелена рука, и вы называете себя калекой. Так ли это? Разве это не преувеличение? И разве моя вина в том, что всякое преувеличение вызывает смех? Бьюсь об заклад, если взяться за проверку вашего нищенства, то от него тоже ничего не останется. Пусть вы раз, другой, третий лишились своего имущества; пусть у того или другого банкира пропадут ваши капиталы; пусть вы потеряете надежду получить обратно какую-нибудь ссуду, выданную вами из собственных средств: но разве вы от этого стали нищим? Если бы даже у вас осталось только то, что вам привезет мой дядя...

Фон Телльхейм. Ваш дядя, дорогая Минна, ничего не привезет мне.

Минна. Ничего, кроме двух тысяч пистолей, которые вы так великодушно предложили взаймы нашим сословным представителям.

Фон Телльхейм. Если бы вы прочли мое письмо, сударыня!

Минна. Ну, да, я читала его. Но то, что я прочитала в нем на этот счет, - для меня истинная загадка. Не может быть, чтобы вам вменили в преступление этот благородный поступок... Объясните мне, дорогой майор...

Фон Телльхейм. Вы припоминаете, сударыня, что я получил приказ взыскать контрибуцию с казны вашей области - наличными деньгами и с беспощадной строгостью. Я не хотел проявить такую строгость и сам внес недостающую сумму.

Минна. Да, помню. За это я полюбила вас еще до знакомства с вами.

Фон Телльхейм. Сословные представители дали мне вексель, и я собирался при заключении мира включить его в сумму долгов, подлежащих утверждению. Вексель был признан действительным, но мое право на него взято под сомнение. Мне отвечали язвительной улыбкой, когда я уверял, что внес эту сумму наличными. В векселе увидели взятку - подарок сословных представителей в благодарность за то, что я так быстро сошелся с ними на самой низкой цифре, хотя мне разрешили удовольствоваться ею лишь в крайнем случае. Так вексель ушел из моих рук, и если он будет оплачен, то уж, конечно, не мне. Вот что, сударыня, я считаю позором для себя, а не отставку, которой я все равно потребовал бы, если бы не получил ее, Теперь вы серьезны, сударыня. Почему вы не смеетесь? Ха-ха-ха! А я смеюсь!

Минна. О, удержитесь от этого смеха, Телльхейм! Заклинаю вас. Это ужасный смех - смех ненависти. Нет, нет, вы не тот человек, который сожалеет о хорошем поступке оттого, что он имел для него печальные последствия. Нет, не может быть, чтобы эти дурные последствия были долговечны. Истина будет восстановлена! Показания моего дяди, всех наших сословных представителей...

Фон Телльхейм. Вашего дяди! Всех ваших сословных представителей! Ха-ха-ха!