Минная гавань

Ирина вошла в парк, но не испытала того давнишнего восторженно-тревожного чувства, когда по-девичьи наивно ожидала появления какого-то чуда. Видимо, его и не существовало для нее… Да и сам парк уже не казался таким таинственным, как восемь лет назад. Все здесь изменилось, многое стало привычным, как старые вещи в собственной квартире. Каждое утро она ходила здесь на работу. Знакомыми были каждое дерево, каждый куст у дороги. Вот и заветная скамейка, вернее, два одиноко торчащих из земли столбика, что уцелели от нее…

Ирина вспомнила, как на этом самом месте ее впервые в жизни поцеловали. У Захара были жесткие губы и крепкие руки. В ту ночь, вернувшись домой, она долго не могла заснуть… Думала только о нем. Если бы ей сказали тогда, что кто-то может быть счастливее ее, она бы ни за что этому не поверила. Захар стал для нее самым дорогим человеком.

Когда ненастной осенью Захаров тральщик надолго ушел в море, Ирина места себе не находила. Она скучала, нервничала и, как уверяли подруги, дурнела лицом. Весь смысл ее жизни теперь заключался в ожидании встречи с любимым человеком. Ирина представляла себе ночное ревущее море, нескончаемый дождь, ветер и его, вцепившегося в поручни на ходовом корабельном мостике. Он, вероятно, промок до нитки, нечеловечески устал… И как-то на ум пришло даже: а что, если корабль, не устояв перед ураганом, в это самое мгновение идет на дно?.. И его, самого дорогого, единственного, уже нет на этом свете?.. Ирина замирала от страха. Прислушиваясь к завываниям ветра, она, будто заклинание, шептала, как когда-то ее мать, сокрушавшаяся об ушедшем на фронт отце: «Господи, только не его…»

И однажды поздно вечером кто-то настойчиво постучал в окно. Набросив на голову платок, Ирина вышла на крыльцо. Захар был в мокром плаще, в забрызганных грязью сапогах.

— Прости, но я не мог дождаться утра, — сказал он, устало и виновато улыбаясь обветренными губами, — только что пришли с моря.

Ирина порывисто кинулась к нему, обхватила за шею, плача и целуя в щеки, в подбородок, в губы…

Когда они вошли в комнату, Ирина заметила, как Захар смущен, растерян, непривычно робок. Возможно, оттого, что впервые очутился у нее дома.

«Теперь он мой, — решила Ирина. — Никому его не отдам…»

Захар остался у нее до утра. Первая в ее жизни, самая счастливая ночь… Что бы ни было потом, Ирина не стыдилась ее…

А спустя неделю Захар уезжал в Ленинград, куда получил назначение по службе. Договорились, что через месяц или два, как только устроится на новом месте, он непременно вернется и навсегда заберет ее.

В тот же день вместе с Захаром городок покидал и Семен Пугачев. Его посылали учиться на командирские курсы.

Ирина ждала Захара. Но прошел обещанный месяц, другой, и год миновал… Почтальон все реже заворачивал к ее дому, да и письма Захара становились все короче и сдержанней. А потом и таких не стало. Ирина собралась было поехать к нему, но, поразмыслив, решила, что ничего уже не сможет изменить. Видно, Захару стало совсем не до нее…

Много слез пролила она ночами в подушку. Ирине казалось, что жизнь потеряла для нее всякий смысл. Она давно уже не ходила на танцы, сторонилась подруг. Единственное, чему не изменила, это своей давней любви к книгам. Читала много, неистово, точно стараясь во множестве человеческих судеб отыскать утешительную аналогию своей неудавшейся любви.

Ирина с надеждой поглядывала на календарь, висевший у нее в комнате над письменным столом. Все меньше было в нем незачеркнутых цифр, оставшихся до того дня, когда она смогла бы навсегда оставить этот городок. Кончался срок, который она после окончания техникума обязана была отработать по распределению как молодой специалист. В далекой Пензе остался родной дом, где с нетерпением ждали ее возвращения мать, отец, друзья детства и где она надеялась начать жизнь сначала.

Семен Пугачев вернулся на свой корабль после курсов незадолго до того, как в заветном календаре была перечеркнута рукой Ирины последняя цифра. Не знал Семен об этом приближающемся последнем дне. Почти каждый вечер он наведывался в библиотеку, набирал целый ворох журналов и принимался их не спеша перелистывать. Настойчиво ждал, когда Ирина освободится. Потом провожал ее до самого дома.

Видимо, догадывался Семен, что творилось на душе у девушки. Они разговаривали о чем угодно, только не касались одной запретной темы — не упоминали о Захаре. У крыльца Семен, как всегда, сосредоточенно морщил лоб, глядя на часы, и торопился проститься, точно все еще боялся оказаться лишним…

И вот настал день ее отъезда: упакован чемодан, куплен билет до Пензы. Прежде чем отправиться на вокзал, Ирина присела на краешек стула, как и заведено перед дальней дорогой. С грустью оглядывала она опустевшую комнату. Комендант уже загодя постарался, чтобы отсюда вынесли всю казенную мебель. И вдруг до боли, до слез эти голые стены показались ей родными и близкими, будто она здесь родилась и провела всю свою недолгую жизнь…