Минни шопоголик

Хорошо, правда, что отыскалось пальто от «Уистлс», про него я тоже забыла, и оно будет великолепно смотреться с найденным поясом. А еще я нашла обтягивающие джинсы от «Тру Релиджн», они лежали нараспакованными под грудой подарочных наборов от «Ланком».

Плохо, что у меня штук восемнадцать серых футболок, каких-то невразумительных и бесформенных. Не помню, как я покупала хоть одну из них. А самое ужасное, что Люк рассказал Джесс о моей одежной ревизии, и она решила помочь. Поэтому я не могу сделать то, что собиралась, – запихать ненавистное тряпье в мусорный пакет побольше и тайком снести на помойку.

Джесс была непреклонна. Она заставила меня составить подробный список и не позволит ничего выбросить. Ни отвратительные брючки-капри (как я могла такое купить?!), ни чудовищный красно-коричневый кожаный жилет (и о чем только я думала?!), ни даже все эти кошмарные рекламные футболки, которые мне бесплатно прислали из журналов. А потом дело дошло и до странной индийской одежды, которую я накупила во время медового месяца.

Если я появлюсь в этом кожаном убожестве на людях, да еще трижды, то просто умру.

Угрюмо смотрю на свое отражение. Одна из миллиона совершенно безликих белых рубашек, черные брюки, жилет, а поверх – длинный кардиган. Только так я смогу выжить – надо каждый день напяливать на себя как можно больше слоев одежды. Но даже в этом случае, согласно расчетам Джесс, я не смогу прогуляться по магазинам раньше 23 октября. А сейчас январь! Как же я ненавижу этих финансистов!

Я втайне надеялась, что финансовый кризис окажется одной из этих мелких неприятностей, что приходят и уходят, и все начинают восклицать: «Ха-ха, какие мы дураки, много шума из ничего!» Но никто ничего подобного не говорит. Кризис по-прежнему мусолится прессой, и все вокруг страшно обеспокоенные. Утром мама демонстративно ела тост с джемом, то и дело бросая на папу быстрые обиженные взгляды. Я пребывала в мрачном настроении и пыталась не смотреть на рекламу «Кристиана Диора» на последней странице папиной газеты. И даже Минни выглядела подавленной.

А на работе и вовсе тоска. Я управляю отделом личных консультантов в «Облике», универмаге на Оксфорд-стрит. Поначалу дела у нас не клеились, но недавно мы пошли в гору. О нас заговорили в прессе, прибыль стала расти, и мы даже получили бонусы!

Но сегодня в магазине пусто. На этаже с женской одеждой тихо, все наши договоренности с покупательницами сорвались. Мрачное зрелище – список заказов с пометками «отменен».

– Все вдруг дружно подцепили простуду, – язвительно говорит моя коллега Жасмин, пока я в смятении листаю книгу записи клиентов. – Могли бы придумать что-то пооригинальнее.

– Что, например?

Жасмин барабанит бледно-зелеными ногтями по прилавку – они под цвет одному глазу. Другой глаз у нее голубой, но зато оба густо подведены фиолетовым карандашом. Цветные линзы – новое увлечение Жасмин.

– Ну сказали бы, что ложатся на реабилитацию, – наконец выдает она. – Или что муж-кокаинщик избил и надо торопиться в приют для жертв домашнего насилия. Я бы точно что-то такое выдала в свое оправдание.

Мы с Жасмин очень разные. Она ведет себя так, будто ей все до лампочки, в том числе и клиентки. Она вечно заявляет им в лицо, что выглядят они дерьмово, что одеваются как лохушки, что место их нарядам на свалке… А потом пожимает плечами и швыряет клиентке шмотку, та испуганно надевает ее и преображается. После чего, разумеется, покупает вещь. Правда, иная клиентка впадает в эйфорию или накидывается на Жасмин с поцелуями, и та отскакивает с криком: «Вот дерьмо!»

– Или для разнообразия эти дуры могли бы сказать все как есть. – Жасмин откидывает назад длинные обесцвеченные волосы. – «У меня нет денег, потому что ублюдочный банк разорился». Эту лавочку того и гляди прикроют, – добавляет она почти весело и обводит рукой наш отдел. – Всей стране кранты. Гребаный кризис. Уеду в Марокко, – мечтательно говорит она и с внезапным подозрением оглядывает меня. – Это что, «Хлоэ» двухлетней давности?

Жасмин ничего не упустит. Я разрываюсь между желанием сказать: «Нет, это маленькая партия, о которой тебе ничего не известно» или «Да, она винтажная», когда слышу робкое «Бекки?». Это Давина, моя постоянная клиентка, маячит у входа. Едва узнаю ее в этом плаще, шарфе на голове и темных очках.

– Давина! Как я рада вас видеть!

Давине за тридцать, она врач. Мирового уровня специалист по глазным болезням, а также по туфлям от «Прада», она коллекционирует их с восемнадцати лет. Сегодня Давина хотела подобрать новое вечернее платье – но, согласно книге договоренностей, отменила визит.

– Я не должна быть здесь. – Она осторожно озирается. – Сказала мужу, что отменила все заказы. Он… так обеспокоен положением дел.

– Все обеспокоены, – соглашаюсь я. – Не хотите снять плащ?

Давина не двигается.