Минное поле

— Создается впечатление, что виноват. Если человек не виновен, он будет опровергать факты, изложенные в письме. Старшина первой статьи Супрун таковых не отрицал. Он упорно отмалчивается. Единственное, о чем попросил: не исключать из партии. Он сказал, что у него отец коммунист с двадцать четвертого года, всегда идет туда, куда посылает партия. Старший брат — секретарь партбюро факультета. Ушел на фронт политруком. Младший брат учится в Ижевске, в артиллерийском училище, тоже член партии. Это серьезно, товарищи. Серьезно и даже трогательно. Но почему Супрун просит так: «Только не исключайте»? Значит, грех свой чувствует! Как иначе? Мы не знаем, что думала девушка перед покушением. Она не оставила записки. Но мы знаем, как отзывалась она о Супруне. Все знают. Перед нами, товарищи, факт морального разложения. И это в то время, когда на фронтах положение с каждым часом улучшается. Флот проводит успешные операции. Мы научились воевать и на воде, и под водой, и над водой. Разгром немцев под Москвой показал, что гитлеровскую армию можно бить и она будет разбита. Ладожская ледовая дорога дала возможность улучшить питание флота, армии и гражданского населения Ленинграда. Враг пока силен, он рвется к Волге, он хочет выйти в глубокий тыл столице. Но этот маневр разгадан нашим Верховным Главнокомандующим. Гитлеровские орды найдут на Волге свою погибель. Будет и на нашей улице праздник!.. Хочу добавить, товарищи, что старшина первой статьи Супрун не всегда был таким. И это уже наша с вами вина. Он был отличным моряком. Так о нем отзывался его командир. Более того, командир соединения сторожевых кораблей, где раньше служил Супрун, докладывая командующему о минировании таллиннских вод, отмечал старшину со «Снега». Командование морской бригады представляло наградной список. В нем тоже влачился старшина. Скажу больше: список недавно был подписан!.. Но вывод все-таки печальный. С пьянками, с моральным разложением надо кончать. Надо ударить по нарушителям так, чтобы другим неповадно было.

Михайло собирался рассказать партийной комиссии все обстоятельства дела. Он хотел, чтобы люда узнали, какой добрый, душевный человек Века. И как жалко ее. Он и не думает отрицать свою вину. Но виноват совсем не в том, в чем его обвиняют. Она просила у него помощи, защиты. Надо было придумать, как помочь...

Но после всего, что сказал майор, Михайло стал как неживой. Руки в плечах заныли, онемели.

Что скажешь? Как оправдаешься? И сорванную лычку припомнили и самогонку («старшина, вместо того чтобы остановить своих бойцов, сам пил!»). Степан Лебедь не забыл и ленинградские карты и брюки, проданные вахтеру.

Вот как далеко, оказывается, уходят корни его морального падения! Нет, тут оправданий быть не может. Моли бога, чтобы не исключили из партии. А там покажешь, как надо служить, исправишь все свои прегрешения.

Амелин попытался возразить:

— Ну вот, это дело, договорились! Нетто перед нами преступник?

Но лучше бы он не поднимался. Замполиту поставили на вид. Потребовали, чтобы исправил положение в минно-торпедной команде. В противном же случае он ответит перед комиссией как член партии за развал дисциплины в подразделении.

2

Михайлу объявили арест. Голову ему стриг Семка Кульков, чмокал тонкими губами, смахивая рукавом фланелевки пот с носа. Часто продувал машинку, она не столько стригла волосы, сколько рвала.

Сеньтя Сверчков то и дело порывался:

— Дайкося я. Бона, гляди, огрехов насажал. Это те не на хромке пиликать!

Кульков тянулся машинкой к носу Сверчкова.

— Помолчь маненько! Не ровен час задену железкой твою картошину, что тогда?

Сверчков отшатывался.

— Пошто балуешь?

Позже Михайло сидел у доктора на кушетке. Доктор пошутил, кивнув на голову Супруна:

— Как пасхальное яичко! А зря голили: я тебя никуда не отпущу.

— Командующий наложил взыскание, а врач отменит? Доктор все тем же шутливым тоном продолжал:

— Иногда врач сильнее любого начальника: прикажет «лежи», и будешь лежать... Не отпущу. Ты истощен. Знаешь, что такое твои двадцать суток? Втыкай от темна до темна — и ни прилечь, ни присесть. Сон — только глаза закроешь, уже вставай! Из «губы» тебе одна дорога — в госпиталь... Послушай, через каждые три дня буду выписывать тебе освобождение. Протяну так с месяц. А там срок действия, взыскания кончится. Отбывать уже никто не заставит, не имеет права. Вот так!

Хороший ты человек, доктор. И рассчитал здорово. Только все это не дело. Прятаться за чужую спину Михайло не собирается. Он привык налитое выпивать до дна; будь оно сладкое или горькое.

— Чего упираешься?

— Доктор, загублена живая душа!..

— Ты тут при чем?

— Кто-то должен ответить!

— Ну, браток... Много душ загублено, много на свете несправедливости. Но ты же не Иисус Христос, чтобы все на свои плечи брать...

...Их повели в доки морского завода. Бескозырки без ленточек, без чехлов — точно шапочки арестантские. Льняная роба греет плохо, а на дворе осень. Тяжелые яловые ботинки гупают по булыжнику. Рядом солдат с автоматом на ремне, конвойный. Все как положено.