Миноносец. ГРУ Петра Великого

Сделав инспекцию уездному войску во главе с капралом, я отвел его в кузницу исправлять мушкеты и трудился над этим до темноты, сменив золоченое великолепие мундира на какую-то рванину. Давно не отдыхал так душевно! На следующее утро небольшой отряд, вместе с самим уездным начальником, отправился штурмовать деревню Глуздово, логово здешнего «барона-разбойника». Я присоединился к нему с осмелевшими бекташевскими мужиками.

Европейцу может показаться невероятным, что в нашем веке в христианской стране землевладелец отстаивает свои права, как во времена Хлодвига. Что ж делать?! Ни земельного кадастра, ни даже элементарных межевых планов Россия не имела. Границы между владениями в лучшем случае указывались в купчих грамотах словесно, а то и предоставлялись памяти стариков.

Часто приходится слышать мнение, что незачем объяснять солдатам причины войн – достаточно, если они сражаются за веру и государя, а высокая политика мужицкому уму недоступна. Вздор! По крайней мере, смысл территориальных тяжеб крестьянину внятен и близок. Война за землю! В любом медвежьем углу найдется клочок, из-за которого жители соседних деревень поколениями ломают друг другу носы и вышибают зубы. Дети с малолетства растут в убеждении, что дело того стоит, а ежели дать потачку соперникам – они мигом отхватят угодья по самые огороды. Те же понятия переносятся на государство. В бой с иноземцами солдат ведет царь, а в споре с соседями за леса и сенокосы естественный вождь – помещик. Дворянский интерес и мужицкий в чем-то другом могут расходиться, здесь же полностью совпадают.

Вражеская деревня не отвечала своему названию, быв построена хаотично, безо всякого ума. Толпа жителей с топорами и вилами вышла встречать неприятеля на середину дороги. Не бывший никогда в баталии Рогожников замешкался. Я вышел вперед, инвалиды – за мною в линию. Из них половина попробовала шведской войны.

– Что вашего владельца не видно? Али струсил? За крестьянские спины прячется? Сюда его давай, сам уездный начальник к нему приехал! – Я вытащил оробевшего ландрата на переговоры. Набравшись смелости, он призвал жителей к покорности именем государя, но те угрюмо молчали. Зато вдруг загалдели бекташевские, у меня за спиной. От леса, из-за дальних овинов, скакала на нас дюжина конников; над головой передового взблескивало лезвие сабли.

Крестьяне мои сыпанули по сторонам через плетни. Инвалиды, слава богу, держались и слушали начальство. Боевому генералу потерпеть конфузию от уездного дебошана – позор всеконечный, до смерти из дерьма не вылезти.

– Стрелять в лошадей только по моей команде! Целься…

Всадники подскакали шагов на двадцать.

– Пали!

Ломая кости себе и наезднику, кувырнулась раненая лошадь. Другая заржала пронзительно и жалобно, в ужасе от того, что с ней сделали. Уцелевшие конники замялись, крутясь поодаль. Скакать прямо на стрелков – это, знаете ли, нужна выучка…

– Заряжай!

За рассеивающимся пороховым дымом обнаружился крепкий мордастый парень, отводящий душу черными словами над убитым конем.

– Вон! Вон он – Ванькя! – раздались крики. Приняв от денщика заряженную фузею, я сдал команду капралу и, пользуясь оружием вместо посоха, заковылял к своему противнику.

– Эй, любезный! Ну-ка, уймись! На государевых людей руку подымаешь!

– А-а-а… Су-у-уки! – Помещик нагнулся, подобрав валявшуюся на земле дедовскую саблю, и двинулся на меня. Похоже, он был пьян до беспамятства, но двигался ловко: бывают такие люди, у которых ум намного слабее членов. Всего разумней было его застрелить, но я зачем-то стал отбивать клинок багинетом. Со звериной силой ухватив фузею свободной рукой за ствол, мой противник отвел ее в сторону и снова замахнулся саблей. Не бросать же оружие! Вывернув ствол до касательной к вражьей щеке, я выстрелил. Оглушенный и опаленный пороховым огнем, Ванька отпрянул и тут же получил прикладом по уху – плашмя, как веслом. И еще раз. Только тогда очнувшиеся мужики бросились мне помогать.

– Вяжи их!

– Бей глуздовских!

– Всех пере…..м!

С трудом удалось утихомирить бекташевцев, желающих полного унижения врагов, и вывести за околицу. Силами инвалидов повязали и заковали в железа Ванькиных подручных, что нападали на моих крестьян. Кого не удалось поймать – взяли семьи в аманаты. Приобняв Рогожникова за плечо, я отвел ландрата в сторонку:

– Слушай-ка, братец! С рекрутами у тебя как? Есть недоимка?

– Ну, не без этого.

– Так мы ее сейчас и покроем. Или хочешь бунтовщиками записать?

– Нет, лучше по-вашему, господин генерал. А то неведомо, похвалят или накажут.

– Приятно иметь дело с разумным человеком. Не доросли они до бунтовщиков, хоть и противление оказали. Ишь, развоевались! Вот пусть со шведами теперь сражаются. Казнить незачем. Я записку рекрутскому начальнику напишу, чтоб их по разным полкам разобрали и держали в строгости.