Минский козёл

Проехав первый круг по стадиону, он стал слышать отрывистые детские голоса, доносившиеся с трибун. На втором круге ландшафт лагеря начал расплываться, а на флагштоках развиваться флаги с олимпийской символикой восьмидесятых годов. На третьем круге Сидоров Коля почувствовал на себе нежные объятия и прижимающийся к его спине знакомый силуэт.

— Катерджина! — с придыханием прошептал Коля и, закрыв от удовольствия глаза, переместился в прошлое…

Единственное, что оставил после себя в настоящем времени Сидоров Николай Иванович, переместившись в прошлое, было газетное упоминание о странном происшествии, которое произошло в уральской глубинке, на территории заброшенного пионерского лагеря.

В заметке сообщалось, что (такого-то числа, такого-то месяца) тридцатишестилетний дачник разбился на мотоцикле, врезавшись со всей дури в растущую неподалёку от лагерного стадиона сосну. Примечательным был тот факт, что прибывшие на место аварии гаишники совсем не обнаружили «тормозного пути», а в крови потерпевшего не нашли ни капли спиртосодержащих веществ. Показания медиков не «пролили свет» на это таинственное происшествие и вместо «точки» поставили в этом деле множество «вопросительных знаков». Ведь по их словам, пострадавший был ещё жив в тот момент, когда они ему оказывали первую помощь, и вместо того, чтобы умолять их спасти его, он, умирая, крепко сжимал в руке сосновую шишку, счастливо улыбался и бредил, упоминая какого-то дворника Серёжу и то, что ему, наконец-то, удалось «сорвать» запретный и очень-очень сладкий чешский плод…