Минское небо

Последний вопрос риторический. Он сделан специально для критиков, дабы потом рассуждать о влиянии копрофагов на современные субкультуры.

Занавес опускается, зал в овациях. Кто может — вскидывает правую руку вверх, кто не может подкидывает в воздух обрубки пальцев, летящих в небо с первой космической скоростью.

Пульс слабый. Кладите его на носилки. Понесли.

Как хорошо в стране советской жить,

Не надо, б…дь, мечтать, страдать, любить…
А просто въ…бывай потиху у станка
В ожидании суровом пары грамм свинца.

Как хорошо, что жив товарищ Брежнев,

Он аккуратен, чистоплотен, вежлив…
И в сказке коммунизма не было конца,
Ведь курица появилась из яйца…

— Он будет жить?

— Будет.

Он будет жить. Нервы. Таблетки. Звери в клетке. Нет спасения, скажет разведка.

Я — Костя. Мне тут быть рано. Что значит: «Где тут?»

Идите на хер.

— …чорт! — произнес Венечка.

[во мне что-то кроме меня. Иногда кажется, что я исчезаю]

Я спал. Мне стало плохо. Я просто спал. Дайте мне отдохнуть, и я честно эмигрирую в США и не буду трахать вам больше мозг. Я уеду в США и стану Маяковским. Честно, пожалуйста, только не надо мне делать уколы…

— Ваша цель, товагищ…

— Убивать, товагищ.

— Убивать, товагищ?

— Убивать, товагищ.

Желтое мясо, от сырости и воды. Оно поглощает мозг и поступает вместе с венозным гноем в душу. Все не как у людей. Сосуды сжаты. Плохо. Мало голубого кислорода. Он где-то далеко. Дышать. Глубоко и ровно, чтобы все задумались о моей показухе. Дышать глубоко и ровно. Я этого не хочу, потому что не верю тебе! Я не верю тебе, сука!

Мы слишком разные, поэтому вместе в одном головном мозге или, лучше сказать, процессоре находиться не можем.

Кладите его на носилки.

3

Когда я постучал в металлическую старомодную дверь, ее мне открыл Ботан. Одной рукой он держался за ручку, а во второй у него была книга, с чем он не расставался.

— С возвращением домой! — он улыбнулся, обнажив желтые кривые зубы. Я поднял левую руку вверх и зашел в квартиру после недельного отпуска в больнице.

У вас слабое сердце, вы должны постоянно носить с собой валидол.

— Философ дома?

Почему именно он? Обычно я интересовался Олесей, но та, скорее всего, уже ушла. Она часто уходила вечером и возвращалась лишь глубокой ночью. Или утром. Иногда я сквозь сон слышал как подъезжает машина, дверь закрывалась, стук каблуков, и Олеся ложилась отсыпаться…

— Он… ну, в общем, он в комнате.

Философ, как обычно, опять бухает. Сколько я знаю этого человека, он всегда бухает и очень редко ходит на пары [а сколько я его знаю?]. У него нет цели учиться и, наверное, жить дальше. Он не видит в этом смысла. Вообще, Философ единственный из нас, кто знает, в чем смысл жизни, но он никогда нам об этом не расскажет [если бы я придумал Философа, то это был бы Философ].

— А ты что делаешь? — глупый вопрос к Ботанику. Он всегда читает разную энциклопедическую муть.

— Читаю про отравляющие боевые газы первой мировой войны, — он гордо произнес свою речь, и дверь за моей спиной захлопнулась.

— Идиот ты… — я часто говорил всякие «приятные» вещи моему сокамернику.

…Раздайте людям оружие, будьте добры…

Каждый Божий день не обходился без посылания «на три буквы» Ботаника. В ответ мне он ничего не сказал и молча потопал на кухню, где пахло соевыми сосисками и жареной картошкой. Ботаник забаррикадировался в своих нескольких квадратных метрах.

Я же пошел в свою комнату с единственным желанием бухнуться на матрас и вырубиться на пару суток сразу. В голове после моего срыва все очень сильно гудело, и периодически я терял связь с реальностью.

Впервые после недельного больничного заключения я поваляюсь в комнате без обоев, с запыленным и древним, как Советский Союз, ламинатом.

У вас неправильные взгляды на жизнь. Примите снотворное.

Прости меня, Бог, за грехи мои. Просто не могу смириться.

В комнате я увидел свою аккуратно застеленную кровать и неубранную Олеси. Она, видимо, спешила, не ожидая моего скорого возвращения из храма бесплатной медицины. Но, явно питая некие зачаточные позывы к порядку, она все же застелила мое ложе.

Я лег на матрас, закапал нос нафтизином, к которому уже год как пристрастился. Капли отдали горечью в горле. Где-то вдалеке раздавался шум ночной электрички Осиповичского направления.

Dark side of the Force.

Спокойной ночи, Беларусь. Спокойной ночи, Минск. Я тебя ненавижу!

О, Боже! Они стреляют по мирным гражданам!

Проснулся поздно ночью: домой пришла Олеся. Проснулся из-за открытой форточки, которая стала катализатором мощного хлопка двери в мою комнату.