Минуя границы. Писатели из Восточной и Западной Германии вспоминают

«Санкт-Петербург, первое декабря 2000 года. Я приехал, чтобы вместе с переводчицей Адой Березиной участвовать в презентации русского перевода „Тридцати трех мгновений счастья“ в Гете-институте и в университете. Сбылась моя мечта, потому что, как я часто без ложной скромности заявлял в те дни, книга вернулась в свой город, вернулась к родному языку большинства персонажей. Я жил в гостинице „Тургенев“ на улочке, отходящей от начала Невского, недалеко от Мойки. В тот день я менял деньги в обменнике, который находился в подвале жилого дома наискосок от гостиницы, — поэтому у меня с собой был паспорт. С маленьким рюкзаком на плече, а также с паспортом и кошельком во внутреннем кармане пиджака я гулял вдоль Невы, глядел на плывущие льдины и вспоминал Вену…

Около Мраморного дворца я свернул с набережной, перешел Марсово поле и направился в сторону Невского. Рядом с Вечным огнем и памятником Неизвестному солдату стояло несколько человек. Сначала я принял их за солдат. Когда я подошел ближе, ко мне обратился молодой человек. Весь его вид выражал раболепную покорность, глаза бегали, лицо и руки были в грязи. Он спросил, который час. Было начало первого. После этого он попросил дать ему денег — сказал, что голоден. Я достал кошелек, дал ему десять рублей и поспешил дальше. Обходя памятник справа, услышал, как он что-то крикнул гревшимся у Вечного огня подросткам. Вся шайка, наполовину состоящая из детей, тут же кинулась ко мне. Они окружили меня и, молитвенно сложив руки, закричали: „Кушать, кушать“. Я не стал убегать. Что могло случиться средь бела дня в центре Петербурга? То ли я не сообразил, что надо удирать, то ли постеснялся, то ли решил, что это все равно бесполезно. Тоненькие голоски продолжали жалобно стонать „кушать-кушать“, а подростки тем временем обменялись негромкими командами. Я понял, что влип, но до конца не верил, что это происходит со мной. Остановился. В то же мгновение на меня напали. Самый сильный прыгнул мне на спину и заломил руки…

Я издал дикий вопль — никогда в жизни я так не ревел. Я выл, изворачивался и дергался из стороны в сторону, как кабан или медведь, на которого набросилась стая собак. Они были действительно повсюду. Нагнувшись вперед, я вцепился в рюкзак. Своими рывками я добился только того, что с меня слетели очки. В голове промелькнуло: „Этого еще не хватало!“ Подняв глаза, я встретился взглядом с пробегавшей мимо женщиной. Ее стыд, мой стыд — больше тут нечего сказать. Чья-то рука перекинулась мне через плечо и поползла во внутренний карман пиджака. Сантиметр за сантиметром она продвигалась к кошельку и паспорту. Пиджак был застегнут, пальто тоже, но как я ни кричал, как ни сопротивлялся, рука забиралась все глубже и глубже, осталось уже совсем чуть-чуть…»