Минус Финляндия

— Тебе не показалось странным, что, получив приказ вернуться домой, Штейн предпочел исчезнуть? Ведь и в самом деле странно! Образцовый офицер, кадровый разведчик-виртуоз, вместо того, чтобы вернуться домой, где его ждала заслуженная награда, бежит к нашим заклятым союзникам.

— Я не знаю, почему он так поступил.

— А я тебе подскажу. После того как ваша основная миссия в Стокгольме провалилась, вы оба стали не нужны Головину. Вспомни, сначала был приказ, отзывающий вас обоих, а потом, после побега Штейна, приказ в отношении тебя отменили и приказали оставаться на месте.

— Да, — согласился Коля. — Все так и было.

— А ты не задумывался, что этим бегством Штейн спас не только свою жизнь, но и твою?

— Почему это — мою? Он шкуру свою спасал.

— Да потому, что устранять вас одного, Николай Федорович, пока Штейн действует в Европе, не имело никакого смысла! Что же вы такой непонятливый-то?! Вы ведь до сих пор считаете Штейна предателем, так?

— А кто он еще есть?

— То есть, то, что человек не растворился в воздухе, а пришел к вам в мастерскую — это для вас ничего не значит? То, что человек, ничего не требуя для себя, принес для Советского Союза документы, за которые Соединенные Штаты готовы платить миллионы долларов, это вам ни о чем не говорит? То, что человек, даже преследуемый своим начальством, даже подвергаясь смертельной опасности, продолжал все это время оставаться настоящим большевиком и разведчиком — об этом вы даже не догадывались?

— Так Штейн?.. — до Коли наконец стало доходить, что его старший товарищ и учитель Штейн никого не предавал.

— Да, — подтвердил его догадку Рукомойников, — Олег Николаевич никогда не изменял долгу и присяге. Так вы еще хотите встретиться с генералом Головиным?

— Конечно, — почти радостно ответил Коля. — Я обязан доложить ему о прибытии.

Рукомойников снова откинулся на стуле и снова стал рассматривать своего гостя, склонив голову набок.

— Знаете, Николай Федорович, — с печалью в голосе произнес он. — Штейн довольно подробно рассказывал о вас, начиная с тридцать девятого года, с Финской войны. Зная вас с его слов, я нисколько не беспокоился о том, что вы благополучно перейдете линию фронта. Но теперь я вижу, что Олег Николаевич сильно преувеличил ваши мыслительные способности. Извините меня, но вы — полный и безнадежный идиот!

Комиссар вдавил кнопку электрического звонка. На пороге появился адъютант.

— Есть новости? — спросил Рукомойников.

— Так точно, товарищ комиссар. Докладывали из тюрьмы, что майор Титор только что повесился в камере.

— Хорошо, — одобрил комиссар и кивнул на Колю. — Документы на товарища готовы?

— Так точно. Разрешите?

— Давай.

Адъютант положил перед комиссаром тонкую папочку из плотного картона и вышел из кабинета. Рукомойников небрежно, мизинцем открыл папку, достал два листка бумаги с машинописным текстом, прочитал их и протянул Коле.

— Что это? — спросил Коля, принимая бумаги.

Рукомойников ответил устало и отчасти даже нехотя:

— Приказ, подписанный Лаврентием Павловичем, о присвоении вам специального звания «майор государственной безопасности» и представление в Верховный Совет СССР о присвоении вам звания Героя Советского Союза за вклад в разработку атомного оружия.

V

2 июня 1943 года. Стокгольм, посольство САСШ.

— Well done! — Даллес прохаживался по кабинету, держа в руке неприкуренную трубку. — Очень хорошая работа, Олег. Меньше, чем за год, вам одному удалось достичь большего, чем всей нашей европейской резидентуре за тот же срок.

Даллес прибыл в Швецию специально для встречи со Штейном, и Олег Николаевич более трех часов докладывал своему новому боссу положение дел. Никакие шифровки, никакие письменные отчеты не могли заменить живого общения. Для построения дальнейшего сотрудничества с русским перебежчиком Даллесу была необходима личная беседа. Придраться к работе Штейна было нельзя, но полного и абсолютного доверия в его глазах этот русский еще не заслужил.

— В Вашингтоне высоко оценили добытые вами документы по атомной тематике. И Гейдельбергский университет, и профессор Рикард — это все очень перспективно. Печально, что вы не уберегли профессора. На его приезд в Штаты многие возлагали большие надежды.

— Позвольте, Ален! — стал оправдываться Штейн. — Но ведь это была именно ваша идея — повременить с вывозом профессора. Я вам давно предлагал вывезти Рикарда в Штаты. Мне, кстати, это было бы даже выгодно, потому что отпала бы необходимость приезжать в Рейх для встреч с ним.

— Никто вас не винит, Олег. Просто все сложилось так, как сложилось. Кто же мог предположить, что у такого здоровяка, как профессор Рикард, окажется аллергия на аспирин? Редчайший случай, вы не находите?

— Я не знаю подробностей его смерти.