Минус Лавриков. Книга блаженного созерцания

— За что? Олигофрен, что ли? — И сплюнул, и попятился, и пошел себе дальше, в сторону села Кунье. «Столько злобы в человеке… он и лошадь погубит, идиот…»

Только к вечеру он добрался до своего родного лежбища. Слава Богу, банька никем не занята…

23

Неделя оказалась безумной, в субботу Татьяна уже валилась с ног, даже в магазине, покупая хлеб, обратилась к продавщице по–английски. Это из–за того, что в город понаехало множество иностранцев и четыре дня Татьяна работала с ними на двух параллельных симпозиумах, а затем на четырех пресс–конференциях. Также по просьбе мэра с гостями дважды ездила показать ГЭС, нашу гигантскую плотину. В позднеосеннюю непогоду, вверх по реке, на скоростном суденышке с подводными крыльями… красиво, конечно: в лицо метет пышный снег, а люди летят над лиловой зеркальной водой… А главное — бесконечные вопросы иноземных бизнесменов: есть ли еще в Сибири место, куда они могут воткнуть свой длинный, обернутый долларами нос…

В пятницу после обеда Татьяна отпросилась с работы (гости улетели в Кемерово) — вспомнила, что на огороде под снегом осталась свекла, да и картошка выбрана не вся… После школы подъехала помочь и Валя, работали споро. И на следующий день в субботу много мешков оттартали в погреб, кусты смородины обмотали старыми мешками, обставили дощечками, почти все успели, но к сумеркам дочка раскашлялась. Татьяна потрогала ей лоб — горячий! Господи, неужто простудилась в своей разноцветной, коротенькой, как майка, надутой воздухом курточке?..

— Немедленно домой! Ну, ее, свеклу… ничего ей не сделается… а редьке — тем более!

Ночью девочка металась, стонала, просила пить. Мать поила ее чаем с молоком, давала мед, аскорбиновую кислоту в порошочке.

— Зачем я тебя взяла на огород!. — сокрушалась Татьяна Сергеевна. Девочка смущенно отвечала:

— Мам, да я сама… В школе сквозняки…

Но не сквозняки были виной, что Валя простудилась. Она на днях караулила и подкараулила маминого знакомого возле «сливочника» — так называют в городе огромное здание из красного кирпича, с длинными лоджиями, с выпуклыми стеклянными полусферами — там у богатых людей зимние сады. Как Валя узнала, что именно там живет Вячеслав Михайлович? Случайно услышала в его разговоре с мамой, что даже у них неделю не было горячей воды, почему телевидение и показало злорадно этот дом, загнутый, как школьный магнит, с охраной и шлагбаумом во дворе. И Валя видела эту передачу.

Каргаполов появился уже к вечеру — он вышел из вишневой длинной машины и, поправляя на ветру меховую шапку с козырьком, запахивая длинное кожаное пальто, направился ко второму подъезду. Валя стояла наугад возле третьего подъезда, махнула рукой и быстро подбежала к нему:

— Дядя Слава!..

— Что?.. — он испугался. Он сразу узнал ее. — Что–нибудь случилось?

— Н-нет… Мне надо с вами поговорить. Можно?

— Конечно. Поднимемся ко мне?

— Нет. — Валя оглядывалась, ей было и стыдно, и страшно. Может быть, в самом деле было разумней подняться подальше от чужих глаз в его квартиру. Нет, лучше здесь и быстрее. Она вскинула глаза на высокого настырного дядю. — Дядя Слава. У меня секретная просьба.

— Слушаю, Валечка. — Он уже улыбался, наверное, предполагая услышать некую детскую нелепую просьбу.

На столбах во дворе загорелись серебристые фонари, похожие сквозь летящий снег на ландыши, и, отворачиваясь от света, Валя заторопилась.

— Дядя Слава. Вы не можете дать мне взаймы денег? Только чтобы мама не знала. Я скажу, что мы с классом едем в пансионат на каникулы, а сама в Москву. Я найду папу. Маланина говорила, что ей говорили: его там видели — он там катался на красном «вольво»…

— Маланина говорила. Какие глупости!

Валя усмехнулась.

— Понимаю, вы не заинтересованы…

— Почему ты так говоришь? — лицо у Вячеслава Михайловича потемнело. Он нервно подергал кончики напалечников на вишневых кожаных печатках. — Валентина. Я люблю твою маму, но это не значит… даже не знаю, что сказать!

— Потому и не знаете, что вам лучше, если его не найдут. — Валя задрала рукав, посмотрела на наручные часики, подарок отца, давая понять, что сейчас уйдет.

— Послушайте. Стойте! — Каргаполов уже гневался, сорвал с рук перчатки. — Я могу дать вам деньги… но…

— А, поняла. Если не найду папу, я не смогу вернуть? Я могу отработать. Мы вместе с подругой. Кстати, я на маму похожа…и моложе ее… и подруга согласна. Я же понимаю, вам нужна женщина. — Валентина говорила быстрым шепотом, уже не раздумывая, только пряча глаза. — А нам больше не к кому обратиться. Уж лучше с вами, чем по гостиницам…

Каргаполов театрально (а может быть, искренне испугавшись) отшатнулся. И зычным голосом воскликнул:

— Ты с ума сошла!

— Тихо, дядя Слава!..

— Ты… ты за кого меня принимаешь?!

— За мужчину. Вы же… холостой. Вам все равно!

Каргаполов уже не мог умерить своего голоса. К счастью, более никого поблизости не было.

— Девочка!.. Да я… я с университета люблю твою маму… и к тебе отношусь, как… О, боже, не могу! Язык не поворачивается. Я… я тебе и так денег дам. Хотя поверь, в этом никакого смысла. Я лично задействовал все свои связи в МВД…

Валя быстро пошла прочь.