Минус (повести)

Нашлась в одной деревне почти дармовая развалюха-избенка, мы кое-как ее подлатали и стали жить. От райцентра — от Минусинска, где вот сейчас я, — деревня недалеко, километрах в полста. Я часто наезжал в город, искал, где бы пристроиться. Повезло — взяли монтировщиком в театр, даже крышей над головой обеспечили. И это кажется чудом.

А там, в Кызыле, мы были семьей небедной. Отец до поры до времени считался незаменимым специалистом, работал в республиканском министерстве культуры, но потом его заменили… Была трехкомнатная квартира в центре, на берегу Енисея, ухоженная дача, гараж капитальный и четыреста двенадцатый «Москвич»… Продали всё это, кроме «Москвича», а деньги потратились на переезд и ремонт избушки. Единственное, что купили из крупного, — списанный из АТП по старости грузовик «ГАЗ», в деревне очень полезная вещь. Можно неплохо подзарабатывать с его помощью: кому дров привезти, кому бревнышек или покойника на кладбище доставить. Здесь же, в Минусинске, квартиры стоят о-го-го! Родители, правда, мечтают купить хоть однокомнатку, стараются (пятый год уже) на овощах заработать. Выращивают, везут в город на рынок, торгуют, да только и двух-трех тысяч скопить не получается. На необходимое всё уходит.

Вообще, с живыми деньгами повсюду, говоря мягко, проблемы. Соседи наши, хакасы, выпустили свою внутриреспубликанскую валюту — «катановку» — достоинством в пять рублей. Цветом, видел, бело-чёрно-зеленая, как доллар, а вместо президента — их просветитель Катанов в форме то ли прокурора, то ли железнодорожника… А у нас в театре взамен части зарплаты талоны на продукты питания сделали. Один талон равен сотне рублей, и отовариться можно в нескольких магазинах города, скем насчет этого есть договор. Деньги же дают очень редко и понемногу… Хе, помню, как выдали эти талоны впервые, сразу на месяц. Весь театр ушел в загул. Сорвали несколько спектаклей, пировали, а потом взвыли: голодаем. До конца месяца питались в долг в театральном буфете сосисками и бутербродами с кофе. С тех пор бухгалтеры дают талоны строго на неделю, актеры и прочие научились более-менее растягивать, успокоились.

Нет, жить кое-как можно. Многим куда хуже, наверно.

— Лёх, давай в дурака.

— Дава-ай.

Встаю, беру стул, карты с тумбочки. Сажусь рядом с Лехиной кроватью. Начинаю тасовать.

— Блин, новые надо, — заодно ворчу, — как тряпки стали уже.

— Купи, — ехидно советует Лёха.

По коридору тяжелые шаги и удары ботинком в стену время от времени. Так обычно возвращается домой наш сосед справа.

— Санёк, — узнает Лёха и усмехается: — Счас начнется!

Сане вот-вот в армию. Жена подвела. Один ребенок у них есть, полуторагодовалый сынишка, ждали второго, но что-то с женой случилось и — выкидыш, короче. Не смогла пару месяцев доносить. Может, и Санек постарался по пьяни. Они частенько хлещутся… В общем, теперь ему в армию.

Я раскидал по шесть измусоленных, изжеванных карт. Козырь — пики.

— О-ой-й, — Лёха кисло глядит на карточный веерок у себя в руке. — Раздал, козлина. Ну, заходи.

Бросаю ему пару семерок, для начала.

А за стеной начинается соседский вечерний концерт. «Ах, твари, с-сучары! — орет Санек. — Мразёвка поганая!..» В ответ — визг жены.

— Понеслось, — констатирует Лёха.

«Да я вас всех-х! Мне теперь все равно, мне так и так!..» Звон посуды, истошный рев сынишки.

— Сколько у них посуды, — удивляюсь. — Каждый вечер колотят.

— Семья, — Лёха пожимает плечами. — У меня с женой еще и не то бывало.

— А зачем жениться тогда?

— Инстинкт.

Перебрасываемся картишками, отбиваемся, пытаемся друг друга завалить. По соседству полыхает скандал. Вроде и драка началась.

— Пойти, что ль, посмотреть, — говорю, — а то еще перережутся…

— Пуска-ай. Так им и надо. Всё правильно.

— А жена-то у него ничё.

— Ленка? Кхе, вот он и бесится. Его в армаду, а она тут с нами…

— Неплохо бы, — вздыхаю.

— Да чего хорошего? Которая рожала — на фиг она. Вот лет в девятнадцать телка — это нормал.

— Ну ты и гурман! Хотя… хотя я бы, конечно, тоже с девочкой лучше. — Мое воображение опять разыгралось, эта, с подоконника, перед глазами. — Погнали, может, она там еще!

— Кто?

— Ну, на кухне которая…

— О-ох, иди ты, иди, не мудись. Говна-пирога.

— Да как я один, ни с того ни с сего… Не смогу…

Сыграли десяток партий. Надоело. Жрать особенно нечего. Только картошка и хлеб. Картошка хоть и универсальный продукт, а уже не лезет.

— В понедельник в деревню смотаюсь, — мечтаю, — привезу мясного, огурчиков…

— Вези, вези! Похаваем.

У Лехи, в отличие от меня, вообще нет вариантов. К жене путь заказан, там уже другой хозяин, а родители — в Прокопьевске, отец у него бывший шахтер, а ныне инвалид, мать тоже какая-то больная, впору им помогать, а не ждать перевода или посылки с вкусненьким.

— Накатить бы, — говорит Лёха, вытягиваясь на кровати.

— Пойдем к Павлику с Ксюхой.

— Меня, в курсе, рвать тянет от ее этой хари!

— Ну, я тебя не трахать ее зову. Попросим у Павлика раскуриться.

— Раскуриться? Уху! А потом что делать, когда на хавку пробьет? Где хавчик-то?