Минус (сборник)

– Перестань! – с неожиданным раздражением перебивает Жанна. – Там не такие слова.

– Извини, еще не запомнил. Свежий альбом.

– А у тебя он есть?

– Увы…

– Зря.

От этого короткого слова надежда на приятную ночь почти исчезла; да, сейчас все закончится…

– Сюда, если не ошибаюсь? – Водитель свернул с улицы Мичурина в черную пропасть дворов.

И вот фары высвечивают пятиэтажку буквой «П», крыльцо, на котором, как обычно, кто-то тусуется… Я лезу в карман за деньгами.

Машина сделала полукруг по двору и остановилась метрах в пяти от подъезда. Отдаю водителю деньги, открываю дверцу, шурша пакетом, выбираюсь. Подаю руку девушке. Но она остается сидеть.

– Приехали, Жан, – наклоняюсь, заглядываю в салон и встречаю ее растерянные, готовые стать злыми глаза.

– Это общежитие?

– М-да-а… – И теперь только усталость, сонливость, равнодушие. Пакет с едой оттягивает руку. Уж скорей бы оказаться в комнате, лечь на кровать.

Но что-то во мне не желает так просто сдаваться, пытаюсь выманить девушку из машины:

– Жанна, пожалуйста… нам надо поговорить. Уменя отличная комната, магнитофон…

Водитель, уставившись в лобовое стекло, терпеливо ждет.

– Жанна, – зову я жалобно и уже безнадежно.

– До свидания, – ее оскорбленно-глухое в ответ и хлопок закрывшейся дверцы, как жирная точка.

Машина нехотя тронулась, покатила прочь. Смотрю вслед. Красные лампочки над задним бампером все меньше, тусклее. Колеса хрустят кашей из снега и гравия. Вот стена, машина заехала за нее. Жанны больше нет. Я снова один.

Бреду к общежитию. На крыльце вьетнамцы (или китайцы), девчонки. Гонят по кругу портвейн. Лавирую меж ними, стараясь ни на кого не смотреть, никого не задеть.

– Хорошо жить стал, Ромик! – знакомый голос. – На такси катаешься.

Это Лена. Ее держит за талию низкорослый, монголоидный человечек в огромной собачьей шапке на голове.

– Уху, – отвечаю, – разбогател на два дня.

Ленин кавалер смотрит недобро, как на соперника, и я тороплюсь укрыться в подъезде.

Из моей комнаты – музыка. Какой-то блатняк. Дверь приоткрыта. Толкаю ее, вхожу.

– Приперся, свол-лачь! – За столом Лёха, коротко стриженный, побрившийся, помолодевший, улыбается до ушей. – Вползай, дебилидзэ! Где шлялся?

Внутри меня оборвалось и опустело. Слов нет. Осторожно кладу пакет на кровать. А на столе литровка «Ферейна», банка китайской тушенки, кусками наломанный хлеб.

– Садись давай, забухаем! – говорит Лёха, втыкая в рот фильтровую сигарету.

Сажусь, наблюдаю, как он наливает водку в стаканы. Чуть не по полному.

– Куда столько?

Он по-хозяйски машет рукой:

– Пей, не жалей! – с силой врезал своим стаканом по моему, объявил тост: – Дава-ай!

– Да уж…

– Не рад? – полупьяная радость соседа готова смениться обидой.

– Рад, – тороплюсь успокоить, – рад. – Делаю два больших глотка и, задохнувшись, кашляю.

– Закусывай, дебил, скорее! Вот тушенка, хлеб.

Чтоб осадить его высокомерную хлебосольность, вынимаю из пакета свои богатства. Бросаю на стол пачку «Бонда». А Лёха цветет пуще прежнего:

– Не слабо! Пир на весь мир!.. Может, Ленку позвать?

– Сходи, – усмехаюсь. – Она как раз на крыльце с узкоглазыми.

– Эх, сука… Туда ей и дорога.

Снова пьем. Не скупясь, закусываем курицей. Лёха начинает рассказывать.

– Нормально я съездил. Главное – кое-что понял про жизнь. Да. Крутиться, Ромка, надо, понимаешь? Теперь правильно заживем. Я башлишек мала-мала привез, с родителями попрощался. Они меня поняли, что там мне нечего делать. Они бы и сами свалили, но только куда им теперь… – Лёха взялся за бутылку, набулькал водки в стаканы. – В поезде с такой очаровашкой познакомился! Минусинка тоже… Адрес дала, завтра пойду, приглашу куда-нибудь. В «Пене» сколько вход, не знаешь?

– Полтинник, кажется, – пожимаю плечами.

– Дороговато… Ну ничего, поглядим. Давай!

Выпили.

– Нельзя, Ромка, теряться, вот что я понял. В наше время теряться – высшее идиотство! Павлик – дебил, но он это чувствовал… Бухгалтершу-то не раскулачили? Нет? Ну и правильно, это гнилой вариант. Надо найти что-то серьезное. Вокруг люди такие дела делают, Ромка, такие башли! А мы ползаем… Нет, я проснулся, понял. Теперь окончательно понял! Я так поднимусь всем им назло! Мы, Ромыч, прорвемся! – И он опять наполняет стаканы.

Хочется спросить: «Куда ты так гонишь?!» Вместо этого беру стакан и послушно несу ко рту. Скорей нажраться и рухнуть. Прикончить сегодняшний день…

– У нас там по цветному металлу все крутят. Самый доходный бизнес. Провода, запчасти, ручки всякие тащут на пункты. Дети, бомжи, работяги. А здесь насчет этого вроде еще не прокнокали. Я с людьми поговорил, готовы сотрудничать, пункты помочь открыть, а мы принимать будем, ну, как эти, начальники филиала. У, как ты, согласен?

– Можно попробовать, – бормочу, сдаваясь враз надавившей водочной тяжести.

– Ну и правильно, Ромка. Мы с тобой таких башлей заработаем – все охренеют! Вон в парке Победы сколько бронзы там, меди. Только надо по-хитрому как-нибудь… Завтра пойду к жене, заберу вещи. У нее ж мое пальто осталось, брюки, рубахи. Все лень было. Хожу, как чмо какое-то… Нет, надо браться за ум!.. Как там в театре? Лялин-то жив, ублюдыш? Ма-ало ему… А ты чего? – Лёха прищурился, оценивающе меня оглядел. – Разодетый, чистенький, с джин-тоником. Джентельмен, ха-ха!.. Эту пипетку свою с подоконника не отоварил еще? Ну ты дебилидзэ! Чего теряться-то?! В наше время теряться нельзя!