Минус восемнадцать

– Где ты была в первой половине дня между девятью и одиннадцатью? – Фабиан прошел в гостиную, откуда открывался потрясающий вид на пролив. Дом словно нависал над водой.

– Утром я занималась йогой на террасе, а потом села работать.

– Здесь, дома?

– Да. Какое это имеет отношение к моему новому водительскому удостоверению?

– Кто-то может это подтвердить?

– Нет, весь день я была одна. Если бы я знала, что это наказуемо, то, конечно, позаботилась бы о свидетеле и посадила его на диван.

– Спокойно. Тебе никто ни в чем не обвиняет.

– Вот как? Тогда, может быть, ты будешь так любезен и объяснишь, что все это означает? В чем меня подозревают, если вдруг мне нужно алиби? Я украла свои собственные персональные данные или в чем вопрос?

Если ты это ты, подумал Фабиан, подошел к книжному стеллажу, вынул фотоальбом и стал его листать.

– Как я сказал, увеличилось количество краж персональных данных.

Большинство фотографий были сделаны в тот период, когда у нее еще не было ребенка, и она была замужем. Насколько он мог видеть, они жили в том же доме, в котором он сейчас находится, и, судя по фото, были счастливы в браке.

– Да, и я объяснила, что сама заказала новое водительское удостоверение.

– Ты и твой муж. Почему вы разошлись?

На удивление женщину вопрос не взволновал, и она пожала плечами.

– Обычная история. Сходил на сторону, когда я была на последнем сроке.

Иными словами, мужчина дорого заплатил и оставил ей дом. Ничего странного. В целом все совпадает. Все, кроме того, что женщина перед ним ни капли не похожа на женщину на фото.

98

Матильда вспомнила, что всего лишь несколько лет назад у нее был воображаемый приятель. Приятель, который был только ее и о котором она никому не рассказывала. Она звала его Эрикссон. Это имя придумала не она. Просто его так звали. Эрикссон, и все тут. Иногда, оставаясь одна, она говорила с ним, словно он сидел напротив нее за столом или лежал рядом в постели, когда она засыпала.

Но как только другой человек находился в той же комнате, Эрикссон заползал ей в голову, и ей не надо было говорить с ним. Он и так все понимал, словно они могли читать мысли друг друга. Одно время она считала, что он один из ее игрушечных мишек, хотя в глубине души предполагала, что, возможно, по-настоящему он не существует.

То же самое было с Гретой. Она будто существовала, и в то же время нет. Матильда словно полностью в это верила, хотя знала, что на самом деле этого не может быть. Единственная разница – теперь тайный приятель был у них один на двоих, у нее и у Эсмаральды.

Они провели несколько сеансов за занавеской в подвале, и стало казаться совершенно естественным говорить с Гретой. От того страха, который она испытывала в первый раз, почти ничего не осталось. Совсем как у настоящего человека, у Греты могло быть плохое настроение, а иногда она совершенно не хотела идти на контакт. Но в основном она пребывала в радостном состоянии и соглашалась говорить обо всем, кроме себя самой.

Как только их вопросы касались того, кем она была и как умерла, Грета начинала дуться, и указка примерзала к доске уиджа. Один раз тишина настолько затянулась, что девочки стали волноваться: а вдруг Грета не захочет снова выйти с ними на связь? И только когда они обещали никогда больше не задавать этот вопрос, она согласилась говорить с ними.

Они также не спрашивали о неверности мамы Матильды. Хотя Матильде было любопытно, и у нее накопилась масса вопросов, она не хотела возвращаться к этому. В ней все еще сидело неприятное чувство после первого раза. Как после того случая, который она не могла помнить, потому что была слишком мала, когда она опрокинула на себя кастрюлю с кипящей водой и обварила половину верхней части тела.

Эсмаральда считала, что даже если у них есть ключ, который может открыть двери в массу различных комнат, некоторые комнаты лучше оставить в покое. И, может быть, подруга права. Но это не меняло того, что ее мама отсутствовала уже целых два дня.

Матильда попыталась выяснить у Теодора, знает ли он что-то, но брат только посмотрел на нее таким взглядом, будто понятия не имел, о чем она говорит. А когда она объяснила, пожал плечами, сказал, что его это не волнует, и закрылся в своей комнате.

От папы она также не получила никакого ответа. У нее даже не было шанса спросить. Как обычно, у него на работе случилось что-то супер-мега-важное, и ему пришлось отменить и ужин, и сюрприз на выходные. Ужин и сюрприз. Сначала она обрадовалась, когда он сказал им о своей задумке, и чуть было не лопнула от любопытства, что это за сюрприз, но через несколько минут поняла, что тут за версту пахнет разводом.

Как бы там ни было, она решила спросить Грету напрямую. Пусть Эсмаральда говорит, что хочет, ей надо знать.

– В комнате есть добрые духи? – спросила Эсмаральда, как только они сели, зажгли живые свечи и положили указательные пальцы на планшет, лежавший посреди старой доски уиджа.

Почти сразу же планшет под их пальцами уехал в левый угол доски.

– ДА…

– Это Грета?