Целых два месяца в невероятном, сжигающем душу, бесконечном, постоянном желании разбить все стены, что она выстраивала между ними, поступить эгоистично и заставить ее снова быть с ним, отказавшись принять ее решение и ее выбор, в бесконечном страдании от того, что ее лицо теперь всегда оставалось бледным и поникшим, а в глазах, кроме боли и усталости, не было больше ничего… Ни задора, ни огонька, характерных для этой веселой рыжеволосой, наивной девчонки, ни самого долгожданного и желанного сияния любви, которое накрепко захватывало Сережу в свои сети и не отпускало…
Но, несмотря на все это, Сергей ощущал и садомазохистское удовольствие от этой боли. Во-первых, так он понимал, что Женя его еще любит, а значит… А значит, у него оставался маленький, едва заметный огонечек надежды, который и давал ему силы просыпаться утром и потихоньку жить…
Два месяца прошло с тех пор, как он целовал ее там, в лифте, последний раз… И с того дня, когда он подал на развод. Ад в связи с тем, что Женя отстранилась от него, дополнялся еще и бесконечным зудежем со стороны Ксюши, которая, получив первую повестку в суд, сначала долго и отчаянно кричала, а потом плакала, напуганная и подавленная, растерянная и… да, Сергей нехотя признавал это, но все еще небезразличная к нему… Но это ничего не меняло. Ему нужна была Женя, а чтобы получить ее, хотя бы иметь хоть малюсенький шанс вернуть ее, он должен быть свободен, даже если эта свобода будет стоить ему семьи, работы, бизнеса и всего остального… Женя стоила любой цены, которую он готов был платить, а следовательно, Сережа и жил лишь маленьким отголоском надежды, что когда-нибудь в будущем, она простит его и преступит через свои принципы, согласившись быть с ним…
Но возвращаясь к разговору о Ксюше. Как и много лет назад, чтобы сохранить себе Сережу, чтобы не дать ему уйти «к этой рыжей марамойке», она каждый день крушила его психику разговорами о Насте, о том, какой несчастной она будет, если папа уйдет, как она станет его ненавидеть, а еще излюбленным шантажом на тему «ты ее больше никогда не увидишь, подонок!». Сергей все прекрасно понимал, он действительно ужасно хотел быть с Настей рядом, всегда помогать, защищать, видеть, как она взрослеет… Но без Жени он не представлял своего существования, дыхания, жизни.
Заметив, что разговоры о Насте не особо действуют на Сережу, Ксюша зашла с другой стороны, решив растянуть бракоразводный процесс словно жевательную резинку – на очень и очень долгое время. На первом заседании суда она выражала несогласие ни с одним пунктом раздела имущества, даже когда Сергей плюнул на все и предложил оставить ей и квартиру, и машину… А бизнес и так уже отходил к ней по брачному контракту, в котором, как назло, не было ни одного пункта касательно недвижимости и всего остального… Но Ксеня тут же «переобулась» и сказала, что так дело не пойдет, и что она «слишком любит мужа, чтобы оставить его с голым задом»… Что в результате вылилось в еще одну повестку, а затем и еще… Но Сережа упорно работал в этом направлении и со своим, и с ее адвокатом, прикидывая, что на крайний случай, видимо, придется забашлять некоторым рылам кругленькую сумму и, как говориться, утрясти вопрос… Но и это было не единственной его проблемой.
Отчаянно умирая от перспективы одиночества и от того, что любимая игрушка скоро перейдет в чужие руки, Ксюша прибегла к самому крайнему, но зато суперэффективному, как ей показалось, средству шантажа, а именно: она позвонила Виктору Петровичу Минаеву и все ему рассказала.
Именно поэтому, рассекая прохладный воздух коридора через несколько дней после первого заседания суда, отец Сергея уже летел к нему на всех парусах гнева, не разбирая дороги и мечтая только как следует вытрясти из сына всю дурь, вернув его к нормальной, с точки зрения Виктора Петровича, семейной жизни.
– Где он??? – заорал приказным тоном его голос в секретарской, и Сергей, в это время корпевший над бухгалтерской отчетностью, угрюмо ухмыльнулся, представляя, что сейчас будет.
– Там. – ответил уверенный и недоуменный голос Жени за дверью, от которого сердце Сережи сжалось, но его внимание тут же переключил на себя отец, ворвавшийся огненным вихрем в его кабинет и так приложивший дверью об косяк, что табличка с надписью «Генеральный директор» с жалобным позвякиванием отвалилась на пол.
– Что ты себе позволяешь, сын?!? – прогромыхал Виктор Петрович, раздувая ноздри и гневно глядя на Сережу, который чувствовал себя, на редкость, спокойно: видимо, весь негатив на себя забрал отец. – Что ты творишь???
Сергей ухмыльнулся, отложив отчет и откинувшись на спинку стула, с вызовом и бесстрашной самоуверенностью проговорил:
– Что, Ксюша пожаловалась тебе? А своего папочку она уже успела осчастливить новостью, что скоро он станет обладателем всего твоего… ой, точнее, моего бизнеса?
– Ты о чем, Сергей? Какого еще «твоего» бизнеса? – недовольно буркнул Виктор Петрович, нервно расхаживая по кабинету и распространяя гневные флюиды в разные стороны.