Минус всей моей жизни

Выглядела комната, конечно, идеально, считая панорамное окно во всю стену, из которого открывался потрясающий вид на добрую часть города, постепенно погружающегося в сумерки, и учитывая строгий, но выполненный с тщательным, дизайнерским подходом интерьер: темно-серый диван посередине, ламинат цвета слоновой кости, стены, выкрашенные в тех же серо-белых оттенках, плазменный телевизор, стеклянный журнальный столик и пушистый ковер с огромным ворсом.

Несмотря на отношение к Паше, комната Жене понравилась: чистая, без лишних предметов, идеально мужская… Подходит состоятельному холостяку. А вот интересно… Какая гостиная у Сережи?

Женя вдруг вздрогнула, испугавшись своих мыслей, чувствуя, как все в ней всколыхнулось старой болью и отчетливо понимая, что она даже, наверное, не смогла бы ее разглядеть, эту его гостиную – так дико, отчаянно и беззаветно она желала просто остаться с ним вдвоем… А гостиная… Там наверняка все обставила Ксюша…

Закусив губу и тряхнув головой, чтобы переключиться, Женя подошла к окну и замерла, с восторгом глядя на бесконечное море огней, светящиеся окна домов, медленно ползущие по проспектам автомобили, глядя на высоковольтные башни, вон там, левее – темнеющий парк Аттракционов и где-то справа, в череде серых, разновеликих, квадратно-прямоугольных девяти и пятиэтажек – ее дом… Такой далекий, будто на другой планете…

– Женя? Ужинать будем здесь или на кухне? Там тоже достаточно уютно, думаю, тебе понравится. – вернул ее к реальности голос Павла, и Женя со вздохом обернулась, увидев, как он снимает пиджак и галстук и небрежно скидывает их на кресло у стены, не сводя глаз с Жени, точнее, судя по направлению взгляда, с того места, что пониже спины, и Женя снова ощутила какую-то отчаянную злость, сложив руки на груди и проговорив:

– Зачем вообще ужин? Можем перейти сразу к делу. Чего время-то тянуть?

Паша подошел к ней и, укоризненно взглянув, взял за руку, проговорив:

– Женя. Я повторяю еще раз: это не насилие. Это свидание. Пожалуйста, позволь поухаживать за тобой, как положено! Я вообще-то стараюсь.

Женя вздохнула, ощутив небольшой укол жалости к нему, и кивнула:

– Хорошо. Идем на кухню.

Кухня и правда была столь же комфортной, что и гостиная: бежевый кафель, темно-рыжий гарнитур, барная стойка посередине, заставленная огромным количеством блюд на любой вкус. Женя в удивлении расширила глаза: здесь были и салаты, и рыба, и запеченное мясо, и закуски, и даже десерт…

Все, что пожелаешь… Только вот… Женька, напряженная пониманием того, что после чудесного ужина последует ужасное продолжение, даже есть совсем-то и не хотела.

– Садись, пожалуйста, милая. – промурлыкал Паша, выдвигая перед ней высокий стул около стойки и довольно плотоядно улыбаясь, будто вместо ужина он собирался съесть ее.

Женя послушно села, глядя на еду и совершенно не представляя, что с ней надо делать, чувствуя лишь тошноту и ярое отторжение всего происходящего, но, собрав все силы, постаралась немного расслабиться и, взяв тарелку и положив себе всего понемножку, даже поесть.

Весь ужин Паша сидел напротив нее, засыпая ее вопросами о семье, о родителях, о сестренке, об учебе и даже о предыдущих отношениях, на что Женя тяжело, но все-таки отвечала, не делясь особыми подробностями и понимая, что Паша спрашивает не потому, что ему интересно, а для того, чтобы заполнить пустоту. Женя очень старалась держать себя в руках, но взгляд маленьких голубых, огненных глазок, внимательно и с неусыпным интересом следивший за ее руками, за пальцами, державшими вилку, за движением ее губ, ресниц, за тем, как она поправляет волосы и за линией шеи и разрезом блузки, стремительно темнея при виде того, как Женя закусывает губу, слегка хмурясь и обдумывая ответ на очередной его вопрос, просто выбивал ее из колеи…

Когда Женя, наконец, без аппетита дожевала последние пару ложек горячего со своей тарелки, Паша встал и, достав из круглого, подсвеченного голубым, бара бутылку дорогого вина, повернул к ней разгоряченное собственными дурными мыслями лицо и, чуть задыхаясь, хрипло проговорил:

– Идем в гостиную, милая. Вино больше подходит к той комнате.

Женя почувствовала, как резко все то, что она только что съела, попросилось обратно, подкатив к горлу отвратительной, тошнотворной волной, но вздохнула и на негнущихся ногах двинулась следом за Пашей, с каждым шагом ощущая неимоверную тяжесть своего тела.

В гостиной было также сумеречно, как и на улице, создавая совсем ненужную Жене и такую благоприятную для Паши атмосферу, и Павел, конечно, вопреки мечтаниям Жени, включать свет не стал.

Он прошел и, взяв два бокала, сел на диван, похлопав по нему рядом с собой и огненно глядя на Женю:

– Иди сюда, моя девочка. Не нервничай.

Женя тяжело подошла и села примерно в полуметре от него, чем вызвала веселую насмешку, но ей было отнюдь не весело.

Паша медленным взглядом прошелся по ее ногам, скользнул к груди и голым плечам, а следом, вожделенно зависнув на шее, жадно посмотрел на ее губы, протянув ей бокал вина и проговорив: