Найджел сам не заметил, как принялся декламировать эти стихотворные строки, разглядывая простые щетки для волос с деревянными ручками, очень функциональную гребенку, скромное саше для носовых платков, пахнущее, подумать только, лавандой. Всякие причиндалы для наведения красоты он обнаружил в самой глубине выдвижного ящика. И постепенно где-то в уголках его мозга начало складываться новое представление о Ните, о Ните и Джимми, и это новое представление в конечном итоге заставило его переменить принятое накануне решение не заниматься этим делом.
Он прошел в гостиную, рассеянно прихватив с собой потертого плюшевого кролика, которого нашел на стуле подле кровати Ниты.
— Все это кажется мне весьма трогательным, — сказал он Блаунту, который копался в ящиках бюро, и положил кролика на каминную полку рядом с вересковой трубкой — наверняка это была трубка Джимми. — Здесь не хватает только… а кстати, вот оно! Теперь все на месте. — С обитого ситцем кресла он поднял штопку с иголками и мужской носок.
— Домашняя кошечка, да и только, сказал бы я, — проговорил Блаунт. — Взгляните-ка на это.
Он протянул Найджелу пачку газетных вырезок. На верхней была фотография: Нита в купальнике, па лице — фотогеничная улыбка, вокруг — стайка нимф с жеманными улыбками. Подпись под фотографией гласила: «Мисс Нита Принс, восемнадцатилетняя победительница конкурса приморских красоток, организованного газетой „Дейли Клэрион“, с другими участницами конкурса». Дата — август 1936 года.
— Держу пари, вы нашли это в самом дальнем углу ящика, — сказал Найджел.
— Действительно там. Что вы хотите этим сказать?
— Которого ящика? Блаунт показал.
— Это был единственный ящик, запертый на ключ. Сейчас увидите почему.
Найджел вытащил ящик и поставил его на пол. Потом перевернул. Оттуда выпали пачки писем, перевязанные ленточками, и большой конверт, из которого Найджел вытряс несколько фотографий. На них также была Нита, но уже без купальника. На оборотной стороне стоял штамп: «Фотоагентство Фортескью».
— Вы, конечно, обратили на это внимание? — спросил Найджел.
— Да. Ока позировала для серии «Художественные этюды». Мистер Фортескью сам сообщил мне об этом.
— Хм… Тело женщины, выросшей в достатке, — пробормотал Найджел. — В письмах есть что-нибудь?
— Боюсь, наша кошечка… как бы это выразиться, в ранней молодости торопилась жить, — ответил Блаунт.
— Вы хотите сказать, письма старые?
— Есть и несколько записочек от мистера Лейка. Но ничего от майора Кеннингтона. Вам это не кажется несколько странным? Ведь она столько всякой всячины хранила! А в мусорной корзине вы найдете ленточку, вроде тех, что на других пачках с письмами. — Блаунт со значением взглянул на Найджела. — Ленточка есть, а письма?
— Я вас понимаю… Очень странно, что человек взял свою связку писем, а ленточку оставил. Согласны?
— Что ж, люди, случается, делают глупые вещи. Потому-то глупые полицейские их и ловят.
Найджел еще раз осмотрел комнату. Задержался у натюрморта Мэтью Смита на стене напротив камина. Перевел взгляд на ситцевую обивку мебели, темно-красные занавески, граммофон, рядом с ним — альбом с пластинками: квартет Бетховена, Моцарт, симфонии Сибелиуса. У Ниты — или у Джимми — был неплохой вкус… Он перешел к книжному шкафу. На нижней полке теснились дешевые любовные повестушки, замусоленные киножурналы, детективные романчики ее греховной юности. Сверху стояло более серьезное чтение: экземпляры популярной серии социальных романов, несколько томиков английских поэтов, среди них — любимые викторианцы[12]
Джимми Лейка, а также романы Э. М. Форстера, Д. Г. Лоуренса, Грэма Грина[13].Найджел взял в руки книгу, лежащую на столике около кресла. «Стихи А. Х. Клау, в прошлом члена совета колледжа Ориель, Оксфорд». На форзаце: «Н. с любовью от Дж. 28 июля 1945 года». В книге лежала закладка; открыв книгу на этом месте, Найджел прочел: