Минута после полуночи

— Марат Любимов, — представил певца Красовский. — Тенор, вождь аммонитян. Ну, и восходящая оперная звезда — Анжела Давыдова.

Алимов, наконец, осмелился повернуть голову.

Сказать, что она была красива, значит ничего не сказать.

Нежнейшая кожа пастельного персикового оттенка, глаза шоколадного цвета, затененные пушистыми ресницами, вздорный курносый нос и маленький упрямый подбородок. Амазонка разглядывала Алимова не таясь, с бесцеремонностью красивой женщины.

— Меццо-сопрано, служанка Ирины Витальевны, — добавил Любимов невинным тоном.

Все неловко заерзали. Примадонна подняла голову и нахмурилась. Прекрасная амазонка закинула ногу на ногу и презрительно скривила губы.

— Не прикуси язычок, Любимов, отравишься.

— Ребята, хватит, — негромко сказал Сперанский.

Амазонка отряхнула с колена невидимую пушинку. Любимов сложил губы бантиком.

— Ну, кажется, все, — подвел итог Красовский.

— Никита Сергеевич, вы забыли представить Вадима Александровича нашему концертмейстеру.

Чистый голос примадонны прозвучал негромко, но все почему-то вздрогнули. Сперанский с беспокойством оглянулся. Марат вытянул шею, пытаясь увидеть лицо женщины за роялем. Анжела обеими руками крепко взялась за сиденье стула, словно боялась упасть.

Спохватился и Красовский.

— Ох, прости, Мира. Действительно забыл. Ты все время в стороне…

— Пустяки, Никита Сергеевич, — перебила женщина. Встала, поклонилась. — Мира Ивановна Калитина. Я тут лицо без чинов, но предпочитаю обращение по имени-отчеству. Скажем, из уважения к возрасту.

Алимов неловко поклонился в ответ.

Женщине было лет сорок. Стильная стрижка, небольшие, но очень чистые бриллианты в ушах и умелый макияж были бесполезными попытками облагородить невыразительную внешность. Прелестная кружевная блузка со старинной камеей у воротника совершенно не шла простоватому лицу с маленькими карими глазами и слегка приплюснутым носом.

— Что же, у меня все, — подвел итог Красовский. — Продолжайте репетицию, не будем вам мешать. Ира, можно тебя на минутку…

Примадонна скользнула между стульями. Красовский отвел ее в сторону. Амазонка прикусила нижнюю губку.

Спускаясь по ступенькам в зал, Алимов снова взглянул на ссутулившуюся фигуру в конце ряда. Стас сидел, опустив голову, возле его губ пролегла горькая возрастная складка. Вадим Александрович понял, откуда взялся привкус синильной кислоты в аромате яблочной пастилы, которой была пропитана молодая аура секретаря, и снова подумал:

«Ну и обстановочка»…