Пришла женщина-санитарка – высокая, с крашеными в шоколадный цвет волосами, с вишнёвой помадой на губах, с подведёнными чёрным глазами. Ухоженная, внимательная. Махнула рукой:
– Вези сюда.
Она неумело, торопясь, закатила каталку в узкую комнату.
Санитарка наклонилась и громко спросила:
– Вы доверяете этой женщине свои вещи?
– Что?
– Вещи, говорю, ей доверяете? Она вам кто? Вещи либо она заберёт, либо в подвал сдадим.
– Я заберу, заберу, – засуетилась Женя.
– Снимаем всё. Рубашку, брюки, носки (снимите ему носки), часы, трусы.
– Да трусы же зачем? – Он стал слабо сопротивляться.
– Затем, так положено.
– А куда, куда его?
– В палату, – неласково отвечала санитарка.
«В палату? – Она плохо соображала. – Но зачем всё снимают, если в палату?»
– Вы сейчас с нами пойдёте, а вещи соберите. У вас есть пакет?
– Нету.
– Я вам дам. – Видя её отчаяние, санитарка смилостивилась, вынесла ей огромный чёрный чехол – для трупов.
– А что с ним?
– У врача спросите.
Она побежала к ласковой, миловидной терапевтке.
– Извините, я по поводу Рязанцева… Что с ним?
Терапевт смотрела в бумаги. Ответила сухо, совсем нелюбезно, без всякой ласковости:
– Инсульт.
– Инсульт? – Она охнула.
– Да, обширный инсульт, – зло добавила терапевт и отвернулась.
«Она его похоронила», – мелькнуло у Жени.
Санитарка везла его к лифту на каталке, он весь был в кипенно-белой простыне, как в облаке, как на небе.
Неужели Бог заинтересован в том, чтобы мы страдали, умирали, мучились?
«Почему мне так хорошо с тобой?» – много раз спрашивала она его.
«Потому что за нами стоит красота».
Лифт. Очень раздумчивый, с западающими кнопками. Бесполезно его торопить, жать на «закрытие дверей» – он живёт своим ритмом. Больше четырех человек не берёт, независимо от комплекции.
– Не трогайте его, он сам знает, когда ехать, – мудро посоветовала Жене медсестра, когда она стала нервно жать на кнопки.
Через день Женя, уже сама в белом халате, советовала новичкам-посетителям как завсегдатай: «Не трогайте, он знает, когда ехать».
Лифт, как путь в рай или в ад. Как переправа через Лету. Лифт, как обновлённый чёлн Харона. Седьмой этаж, дальше только небо.
Бело-голубая вывеска «Нейрореанимация», граница между жизнью и смертью. У дверей кнопка – для вызова врачей. Угрожающая надпись: «Посторонним вход строго воспрещён» – с тремя восклицательными знаками.
Увозили как в облаке – в белоснежной пене простыней. Он, на порожке, где санитарка с коляской запнулась, слабо махнул ей рукой. Створки двери сомкнулись.
«А если бы я не приехала?»
«А если бы я не рыдала, не кидалась к врачам в приёмном?»
Она сидела на банкетке совершенно обессиленная – от пережитого потрясения, валерьянки, слёз. Слёзы бежали ручьём, она их вытирала бумажными носовыми платками, упаковка уже кончалась. Она не могла остановиться, собраться, сосредоточиться. 19.50 на часах.
Вышел врач в голубой униформе, высокий серьёзный мальчик с умным, строгим лицом. В руках у него – история болезни.
– Вы – родственница? – участливо глядя в её зарёванное лицо, спросил мальчик.
– Нет, я коллега Ивана Сергеевича, – твёрдо сказала Женя.
– А родственники где?
– Жена – дома, она больна. А сын – в другом городе.
– Могу ли я вам доверять? – задумался мальчик.
– Так всё равно больше некому! – воскликнула она.
– Я тогда запишу ваш телефон. – И мальчик вписал его в историю болезни. – И вот что я вам скажу: ситуация критическая, в ближайшие часы нам может потребоваться человек, который даст санкцию на нейрохирургическую операцию.
Ужас, видимо, так явно отразился на её лице, что мальчик поторопился её успокоить:
– Вы не думайте, мы всё делаем, что нужно, помощь пациенту оказывается.
– Да он у вас два часа в приемном просидел!
Мальчик поморщился:
– Это непорядок, конечно. Но мы отвечаем за него с момента поступления в отделение, видите, в истории болезни записано: 19.50. – И мальчик показал ей строчку с датой и цифрой. – Так вот, я вызвал мобильную нейрохирургическую бригаду для консультации, если они скажут, что нужно немедленно оперировать, мне будет необходимо письменное разрешение родственника.
– А вы сами как считаете, потребуется операция? – Женя заглядывала в его глаза, и, наверное, была в эту минуту очень жалкой.
Мальчик задумался.
– Понимаете, любая операция на мозге – это огромный риск для пациента… Но иногда приходится выбирать из двух зол меньшее.
– А когда будет бригада?
– Не могу сказать! Может, через 15 минут, а может, через 6 часов! Они же и по другим больницам смотрят пациентов. В общем, ищите родственников, а я пойду посмотрю, что там…
Она включила мобильник Вани, пролистала телефонную книжку, нашла номер сына. Вот, через минуту в его жизни всё изменится. «До» и «после»…
Она набрала номер со своего телефона. Трубку взяли, раздраженно сказали «да». Слышно было, как рядом плакал ребёнок.
Она начала издалека:
– Здравствуйте! Я коллега Ивана Сергеевича…
Там, в другом городе, взрастала новая жизнь, плакал ребёнок, а тут, возле голубой вывески «Нейрореанимация», она тоже плакала, по-детски, не зная, как победить беду…