Мёртвая Петля (СИ)

Хоук резко отпустил его руку, боясь, что сделает с ней что-нибудь не то. Ситуация то ли расставляла фразы по своим местам, то ли переворачивала всё с ног на голову и справа налево. Он подумал о тёплом одеяле. Тёплом. Таком тёплом, чтобы укрыться и ничего не чувствовать. Наверное, что-то определённо было не так с ними обоими; уставившись в одну точку на изголовье, Лаватейн молился про себя, чтобы кто-то принёс это чёртово одеяло, потому что это самая безопасная мысль, которая сейчас находилась в его голове.

Мой друг Алекс. Мой друг Алекс.

«Он не со мной так разговаривал, — Хоук слышал какой-то голос на заднем плане, но это мог быть хоть Кайл, хоть он сам, хоть лечащий врач. — Он никогда со мной так не разговаривал. Это как другой человек… для другого человека. То есть, это был Кайл… такой, какой он на самом деле? Со своим отрядом? Со своим лучшим другом? Не может быть…»

Может, он вернулся в детство? Иначе откуда здесь Первый?

«Но он смотрит прямо на меня, неужели не узнаёт? Мы не можем быть настолько похожи… с этим Алексом, — Хоук опустил голову, по-прежнему избегая куда-либо смотреть. — Нет. Не должно такого быть. Он столько лет видел во мне его?»

— …говорю же, это слишком, — говорил Кайл, рассматривая бинты на своей руке. — Я знаю, ты всё время здесь был, Алекс. Иди отдохни. Надо же о себе подумать.

«Не надо. Я думаю только о себе. Он не очнулся как следует, а я воспринимаю это всерьёз и думаю, чёрт возьми, о самом себе… Это настолько неважно сейчас… — Хоук посмотрел на его лоб. Только не в глаза. Пока не. — Мне притвориться им? Сказать правду? Нет…»

— Ты знаешь про остальных? — неожиданно спросил Кайл. — Нет? Они умерли…

— Да, — выдавил Хоук.

«Он помнит? Тогда почему видит своего друга? Он же умер раньше всех…»

— Только мы и остались. Жаль…

— Ты ошибаешься. Меня там не было, — он решил, что лучше слегка подыграть, чтобы потом перейти к правде. — Они правда умерли, но ты был там с кем-то другим.

Приподнявшись на локте, Кайл протянул руку и коснулся его лба.

— Ты в порядке?

«В отличие от тебя…»

— Мы же вместе сражались, — Кайл настороженно и с волнением смотрел на него. — Не помнишь, что ли? Когда всё загорелось, ты пришёл за нами с Полиной, но её мы спасти не смогли… разве не так? Ал…

Он с трудом сел в постели, никем не останавливаемый.

— Не делай вид, что ничего не было, Ал. Ты вытащил меня оттуда. Такое мог сделать только ты. — Кайл ещё раз (второй раз в жизни — за этот вечер) прикоснулся к лицу Хоука, на этот раз к щеке. — Не плачь. Они были такими молодцами, даже когда оставалось всего ничего… Зато мы остались. Вдвоём, правда, но, видимо, так предначертано. И вспомни, пожалуйста, как все было на самом деле, хорошо? Ты — мой единственный друг, и больше никого там быть не могло.

Хоук уткнулся в его забинтованное плечо, прижимая кулак к дрожащим губам. Ничего. Бред. Нужно только подождать, когда он придёт в себя и всё вспомнит. Будет тяжело рассказывать правду, но не тяжелее, чем слышать всё, что он только что услышал. Главное — не закричать.

— Тебе пора идти.

Главное — не закричать.

***

Несколько дней Кайл не приходил в себя, что врач назвал переломным моментом. Мидорикава захаживал постоянно, упрямо доказывая, что это он во всём виноват и никак иначе, Хоук уже отказался от идеи его переубедить. Однажды спустился Князев, когда ему разрешили навестить Хоука; к удивлению, он не стал в привычной грубоватой манере что-то пространно объяснять, только выразил благодарность за участие в сражении.

— Я ничего не сделал, — сказал Лаватейн, вертя в руках добродушно принесённые пирожки от секретарши Тамары. — Можете поблагодарить Мидорикаву-сана.

— Ну, ладно, — проворчал Князев. Сразу стало понятно, почему японец ходил как пришибленный. — Вы это, поправляйтесь, что ли. Домой пора.

— У вас свободных палат целый этаж, — пожал плечами Хоук. — Не надо вот этого вот вашего гостеприимства, Герман Борисович.

— Когда-нибудь я тебе подзатыльник дам.

— Жду с нетерпением.

Помолчав, Князев хрипло спросил:

— Как он там?

— Я же говорил ещё вчера, скоро уедем, можете не беспокоиться, — Хоук с увлечением рассматривал подарки от коллег, как будто это был интереснейший в жизни фильм.

Князев покачал головой и молча вышел, засунув руки в карманы. Хоук слышал, как он какое-то время топчется рядом с соседней палатой, а потом быстро уходит. Сложив выпечку и дружественные открытки обратно в пакет, Лаватейн поднялся, одновременно снимая чистую рубашку со спинки стула. Бинты снимать ещё не разрешали, но теперь хотя бы официально можно ходить.

Постучавшись, Хоук вошёл и увидел бодрствующего Кайла и гиперактивного Мидорикаву на сиденье рядом с ним. Удивительно, как он не услышал это из соседнего помещения.

— И покинул твоё тело проклятый герцог Данталион, — вещал Мидорикава, как по книге. — Собственно, этого мы не видели, но когда Хоук тебя нашёл, ты уже никем не управлялся.