Мёртвая свадьба

Около забора бабы Светы стояла Ритка и чесала обожжённую крапивой голую ногу другой голой ногой. Эта другая нога была изрядно покусана, на икре звёздной россыпью красовались комариные отметины. Толик прокрался за спиной соседки и присел на корточки около забора, его глаза оказались как раз над нижней перекладиной.

– Что тут? – прошептал он.

Ритка взвизгнула, отпрыгнула от забора, чуть не отломав от него рыхлую штакетину.

– Вот, чёрт, напугал, – она бросила в него щепку и сменила ногу чесания. – Подкрался, как…

– Не боись, – ухмыльнулся Толик – он любил, когда кто-то чего-то от него не ожидал. – Пойдём сегодня на рыбалку?

– Делать мне больше нечего, – повела плечом Ритка, сбрасывая с этого плеча лохматую рыжую косу.

Отказ вызвал в Толике повышенную радость, он разулыбался от уха до уха.

– Говорят, ряпушка пошла, – доверительно сообщил он. – Или плотвы натаскаем.

– Да иди ты, – отвернулась Ритка. – Летняя ряпушка рыхлая, а у меня дела.

– Дела у неё, – беззлобно протянул Толик, – с сестрой в коляске ходить.

– Ах ты! – Небольшая крепкая ладонь впечаталась в тощее Толиково плечо. Толик покачнулся. Вместе с ним покачнулся забор. В деревянной конструкции что-то треснуло.

Толик отбежал в одну сторону. Ритка в другую. Угодила в крапиву, зашипела, заперебирала ногами, ища некусачее место.

– Кто там? – крикнули из дома.

На ступеньки вышла высокая худая девчонка. Она уцепилась за столбик крыльца, свесилась вперёд. Светлые волосы были собраны в хвост. Короткий сарафан не прикрывал острых коленей. Первый загар тронул её щёки, рассыпал веснушки по носу, делая лицо очень красивым.

– Корова, – протянула она, вглядываясь в густую зелень зазаборья. – Тут у них сплошные коровы. Впервые вижу, чтобы коровы ходили одни по улицам.

– Но они же вместе.

Из темноты сеней выглянула ещё одна девчонка, невысокая и бледная. Черты её лица казались как будто стёрты: светлые ресницы делали глаза невыразительными, тонкие губы были почти незаметны, а острый нос с глубокими складками рождал сходство с грустной совой. По виду нельзя было сказать, кто из них старше. Сонька была права: одна выше и ничего себе, другая ниже и полная печаль.

– Ага, вместе. – Девушка у столба вдруг рухнула своим тощим телом на ступеньку, уселась, натягивая сарафан на коленки. – По улице не пройдёшь, сплошные какашки.

Её невысокая сестра перекатила в пальцах маленькое красное яблоко и задумчиво улыбнулась. Высокая вывернула шею, чтобы посмотреть на неё.

– Что молчишь?

– Мне кажется, на нас смотрят, – ответила невысокая, всё так же неприятно улыбаясь.

– Коровы! – Высокая выхватила из рук сестры яблоко и запустила в забор.

Толик рванул через лопухи к дороге. Ритка скакала за ним, ухитряясь наступать в каждую крапиву.

– Во ведьмы, прям почуяли, – довольно потёр руки Толик.

– Сами они коровы, – недовольно буркнула Ритка, расчёсывая новые укусы крапивы.

– Их зовут Ирка и Маринка, – сообщил Толик. – Так баба Света вчера кликала. Та, что выше, Ирка. Она сумку тащила из магазина.

– Да ну их, – Ритка побежала к своему дому. – Сразу видно, дикие. Будут на участке сидеть и не высунутся. Только до магазина и обратно.

Толик побежал за ней. До поворота им было по пути.

– Яблоки жрут с утра. Надо же! – крикнул он, на ходу потирая впалый живот. – Ты куда?

– Мать велела с сеструхой посидеть, пока она на огороде будет.

– Я тоже домой, – Толик свернул на свою улицу. – После обеда приходи купаться.

– Если время будет. Мать про сено что-то говорила.

Толик махнул на прощание рукой и припустил по улице.

Родной дом он мог найти с закрытыми глазами по звуку: с раннего утра из распахнутого окна слышался стрёкот швейной машинки. Склонённая мамина голова. Лицо светлое, чистое, а взгляд настороженный. Она почему-то всегда так смотрит. Словно опасается чего.

– Толь, почему не позавтракал? – крикнула мать, не отрываясь от шитья.

– Я у Катьки сырников поел, – Толик устроил локти на подоконнике. Солнце приятно грело затылок и спину.

– Про огород помнишь?

Стол был завален разноцветным материалом. Гора хлопка и сатина двигалась, шевелилась, дышала.

– Я вечером на рыбалку. – Толик с улыбкой смотрел на мать, на то, как быстро бежит ткань под её руками. В какой раз удивлялся её тонким красивым пальцам.

– Вот переломаю я твои удочки, будешь знать, – отозвалась мать, недовольно качая головой.

Машинка продолжала строчить, ткань по столу ползла, и казалось, что это сам стол двигается. Не переставая давить на педаль привода, мать вдруг сунула руку в ворох тканей и что-то выбросила в сторону окна.

– Светлане Егоровне отнеси. Она просила передник прострочить.

Толик перехватил тряпку, крутанул в кулаке, рассматривая. Фартук был сделан из светлой ткани, но не новой, а пожившей. Была в ней какая-то историчность. И тесёмки затёртые. Зачем такое прошивать?

Мать кивнула, угадав мысли сына.

– К ней внучки приехали. Она старый передник под них перешивает. Хочет их хозяйству учить.