Мёртвая вода. Часть 2

Командир соединения: “Я не хотел начинать войны. Бой мог перерасти в военный конфликт, на его развязывание у меня не было полномочий”.

И.Третьяк: “Будь на вашем месте фронтовик, он немедленно послал бы истребители на перехват американцам. Вы заслужили снятия с должности.»”(“Красная звезда”, 13.03.91).

1 сентября 1983 г. был сбит южно-корейский “Боинг-747”. Если по меркам времен Сталина и маршала Жукова — плохо то, что он был сбит не над Камчаткой при первом вторжении, а над Сахалином перед выходом из воздушного пространства СССР после вторичного вторжения. Если по меркам современной советской прессы — плохо то, что он вообще был сбит. Но в то же время та же пресса тычет в глаза войскам ПВО страны “Сесну” М.Руста, которого просто пожалели, памятуя о “Боинге”, и не разметали в пух и прах реактивной струей двигателей истребителей безо всякого применения оружия. “Йорктаун” за несколько лет до вторжения в территориальные воды СССР в районе Севастополя вторгся в территориальные воды СССР в районе Камчатки. ВМФ в обоих случаях проявил снисходительность и оружия не применял. По мнению прессы плохо, что ПВО страны пожалело М.Руста и он долетел до Москвы, но то, что в отношении “Йорктауна” ВМФ проявил снисходительность — это «хорошо», хотя инциденты эти «одного поля ягоды».

А плюрализм мнений прессы по этому поводу отражает самое обыкновенное непонимание высшим руководством страны того, для чего в СССР в мирное время существуют Вооруженные Силы. И это хорошо видно из официальных сообщений ТАСС сентября 1983 г., сначала отрицавших факт уничтожения “Б-747”, затем признававших его постепенно и нагородивших столько противоречий, что высшее руководство СССР добилось только одного: дискредитировало страну и её вооруженные силы. Хватило бы тогда и одного сообщения:

«Уничтожен неопознанный разведывательный самолет, не вступивший в радиосвязь, отказавшийся подчиниться командам истребителей ПВО страны. Если это был ваш “Б-747”, то вы — подонки, пославшие пассажирский лайнер в разведку.»

По этой причине встают вопросы о целесообразности провокаций такого рода с точки зрения НАТО; целесообразной реакции на них Вооруженных Сил СССР; целесообразной реакции руководства государства на провокации и действия военных по их пресечению.

С точки зрения НАТО, одиночные провокации целесообразны, поскольку позволяют вскрыть характер взаимодействия средств СССР в ходе их реакции на провокации и получить при этом определенные разведданные. Но целесообразность массовых провокаций, с точки зрения НАТО, определяется реакцией на них правительства СССР.

Правительство печется об улучшении международной обстановки. Инциденты, подобные случаям с “Боингами” и У-2 Пауэрса, вызывают обострение отношений СССР с внешним миром, что не нравится “элитарному” руководству страны. Но вразумить директораты зарубежных авиакомпаний о ЗЛОНРАВНОМ ХАРАКТЕРЕ их сотрудничества с ЦРУ и использования лайнеров с пассажирами в разведывательных целях Советское правительство не может. Не может оно вразумить и командование НАТО о недопустимости вторжения военных кораблей и самолетов в чужое пространство и проведения в нём учений. Оно может только вразумить свое командование после того, как лайнер сбит, о недопустимости сбивать пассажирские самолеты, поскольку это подрывает усилия Правительства по улучшению обстановки в мире.

Но когда кто-то вторгся в воздушное пространство, практически невозможно разобраться в темпе принятия решения: вторгся “Б-747” с 300 пассажирами или “Б-52” с 80 тоннами боевой нагрузки. Что вторглось, зачем, как, какую реальную опасность оно представляет, — это все выясняется достоверно только после уничтожения ЦЕЛИ. Ночное небо — не авиасалон в Ле-Бурже с экскурсоводами, а КП района ПВО работает не по киносценарию, а по обстоятельствам. Однако, чем дальше от эпохи Г.К.Жукова, тем хуже эти элементарные вещи укладываются в головы политического руководства СССР. И все вопросы решаются не исходя из внутренних интересов СССР, а исходя из враждебных по отношению к СССР интересов конгломерата в полном соответствии с американской доктриной ядерного сдерживания, по своему существу являющейся доктриной постепенного принуждения. Поэтому «раздолбон» катится вниз по служебной лестнице, и в итоге уже после вторжения военных самолетов командир соединения оправдывает свое бездействие: «Я не имел полномочий начинать войну.» А если командир, ведущий вторгающиеся самолеты, уже имеет полномочия начать войну? — Тогда повторение всех “прелестей” лета 1941 г., но на более высоком научно-техническом уровне, и потому более страшных. И кто за это ответит: Кремль или командир? И будет ли кому за это спросить?

Командир соединения ПВО, ВМФ, ПРО должен быть вправе, должен иметь полномочия начинать войну, пресекая вторжение извне, в пределах своей зоны ответственности, ПОСКОЛЬКУ ОН НЕ ЗНАЕТ ВСЕЙ ОБСТАНОВКИ ВНЕ ЗОНЫ ЕГО ОТВЕТСТВЕННОСТИ. Это должно делать решительно и эффективно.