Мёртвое сердце (СИ)

Предсказуемо не получив ответа, Лили уселась рядом с братом и, стянув мокрую обувь, принялась планомерно уничтожать принесённые с собой гостинцы. Она наслаждалась, тщательно облизывая пальцы после каждого раза, когда брала в руки вкусность.

— Откуда ты взяла сладкое? — безразлично спросил Эванс.

Лили покачала пальцами на ноге, отмечая, что, вообще-то, ей пора подстричь ногти.

— Стырила у тощего Сэмми. Мне они всё равно нужнее.

Тощий Сэмми, вопреки своей кличке, был отнюдь не тощим, а очень, очень даже наоборот — в столовой за столом он занимал сразу два места, а ел и вовсе за десятерых. Из-за своих габаритов ребёнком он был сильным, и каждая новая порция приютской баланды, казалось, только придавала ему могущества; Лили вообще не могла представить, как можно есть подобную дрянь с выражением полнейшего блаженства на лице. Пользуясь своими габаритами, недюжинной силой и какой-то совершенно артистичной манерой врать, тощий Сэмми выбивал из приютских детишек не только их еду, но и честно заработанные или украденные у взрослых деньги, так что вкусных вещей у толстяка было — хоть завались.

Лили он, кстати, старался не трогать. После того, как Сэмми отобрал у девочки обед, всю последующую неделю любая еда приобретала для него вкус, вид, запах и текстуру свежего сельдерея, который, как известно, ненавидят абсолютно все.

— Воровать…

— Ой, вот только не надо начинать про то, что воровать — плохо. Если не сумел уследить за своим добром, то кто в этом виноват? Тот, кому это добро приглянулось, что ли?

— А если у тебя… стащат что-нибудь?

— Ну, значит, плохо смотрела и сама виновата в пропаже. В обратную сторону же тоже работает! Другой вопрос в том, что я этого вора найду и сотворю с ним… нехорошее.

Мимо Эвансов в грязной воде проплыл пакетик из-под чипсов. Дети проследили за его неспешным скольжением, пока отважный яркий кораблик, набрав фатальное для него количество воды в своё нутро, не пропал под толщей мутной серой жижи. Лили, уже успевшая съесть всё принесённое, вскочила с насиженного места и принялась отряхивать короткую джинсовую юбчонку, при этом старательно вытирая пальцы о жесткий материал.

— Я что вообще сюда пришла-то. Пошли, нас зовут на внеплановую свиданку с Августом.

Эванс, хоть это и было для него нехарактерно, от досады сморщил нос.

— Это обязательно? И сегодня ведь пятница, не воскресенье.

— Обязательно. Наша смотрительница-мучительница сказала, что она в поте лица выбила нам встречу с нашим падре, так что, если мы хотим в нашу любимую школу, нам надо с ним встретиться.

Недовольно прикрыв глаза рукой, Эванс встал со своего места и, непрестанно морщась, последовал за сестрой. Лили, правда, прыгала по камням, тогда как мальчик просто перешёл реку вброд.

Августу в этом году исполнялось сорок три, но выглядел он при этом намного моложе, где-то на тридцать. Волосы у него были рыжевато-коричневыми, цвета светлой ржавчины, а глаза, наоборот, тёмными — как горький шоколад; утонченные черты лица привлекали к нему вполне заслуженное внимание представительниц противоположного пола, которых не смущала ни абсолютная асексуальность мужчины, ни его сан. Порой коварные соблазнительницы такое чудили в попытках завоевать внимание и худощавое тело Августа, что Лили только диву давалась, как половину баб из городка ещё не свезли тихо-мирно в какую-нибудь местную психушку. Сам Август от такого внимания не бегал в попытках его избежать, но взял в привычку отшучиваться от особо яростных нападок и попыток задавить его бюстом разного достоинства.

На крыльце детей встретила престарелая воспитательница, отличавшаяся излишне суровым нравом и возрастом столь почтенным, что, казалось, старуха скоро рассыпется в прах. Разбитое стекло она уже заметила, но пока ещё не знала, кто виноват в происшествии.

— Эвансы? Падре сломал ногу, так что идите к церкви сами, бесполезные оболтусы.

Лили по привычке скривилась, едва скрыв «неподобающую юной леди» гримасу. Эту воспитательницу она не особо любила; впрочем, та отвечала ей взаимностью: старая женщина была дюже суеверной и на дух не переносила рыжих.

Маленькая недо-церквушка, совсем не похожая на другие огромные и помпезные храмы, которые так любят католики, находилась в десяти минутах быстрой ходьбы от приюта. Вела туда всего одна дорога, примерно до половины залитая бугрящимся и потрескавшимся асфальтом грязно-серого оттенка; прямо в огромных трещинах росли полевые цветы и зеленела трава, так что Лили успела собрать приличный букет и сплести половину венка к тому моменту, как Эвансы дошли до одиноко стоящего белого здания. Оно на вид совсем не напоминало храм, и это было единственным, что в нём нравилось Лили.

На пороге им встретился опирающийся на костыли Август, явно собирающийся самостоятельно прийти к ним в приют, если судить по тому, как он был удивлён, увидев Эвансов.

— О! — воскликнул он, высоко поднимая брови. — Я и не думал, что вы… не стоило, честное слово… ох, извините. Добрый день!