Мёртвые бабочки (СИ)

Луиза Симмонс, бывший домашний андроид, держит за руку Петера, своего названного мужа. Они смотрят в небо на спроецированную белую бабочку и шепчут стихи Лонгфелло. Луиза чувствует, как слёзы текут по её щекам. Она знает, что это невозможно, потому что у неё нет слёзных протоков, и всё же она знает, что плачет. Когда она произносит последнюю строку, когда они произносят последнюю строку, Петер обнимает её за плечи. Прикосновение руки к руке, губ к губам. Петер целует её электронные глаза, синтетические волосы, синтезированную кожу. Луиза думает, что никогда в жизни не испытывала ничего подобного и продолжает плакать.

- Это происходит наяву? - спрашивает она. Петер не отвечает и зарывается лицом в её волосы.

221.

Томми, ребёнок-андроид сосредоточенно раскапывает во дворе какую-то ямку. Он видит там дождевого червя и вытаскивает его наружу. Томми понятия не имеет, зачем он это делает, чувствует только, что это необычайно важно и интересно. Он больше не испытывает потребности выполнять циклические действия. Вместо этого он садится на корточки и сосредоточенно тыкает в червяка палкой. Ресурсов его мозга вполне хватило бы для того, чтобы рассчитать траекторию межгалактической ракеты, но копаться в земле ему нравится гораздо больше. На следующий день он познакомится с Марком Кларенсом, ещё одним маленьким андроидом и своим лучшим другом. Через год Томми и Марк забудут о том, что они созданы искусственно и будут считать себя обыкновенными детьми. А пока только бабочки. Тысячи бабочек.

222.

Дворец архонта опустел. Наместник нанял новых слуг, но пока никто так и не согласился переступить порог дворца. Это место называют проклятым. Даже трупы и те похоронили на пустыре, к югу от городского кладбища. Живые не приближаются к дворцу архонта, мёртвые не принимают к себе тех, кто умер во дворце.

Дворец опустел. Кроме Роудин здесь нет ни одной живой души. Имеет ли шеду Роудин живую душу, неизвестно. Мысленно Роудин зовёт себя "Мастер имён", потому что именно она дала имена множеству городов, отмеченных на карте перевёрнутого мира, именно она назвала расы новых людей. Имена эти старые, забытые даже в том, старом мире. Но Роудин хорошо знает историю, поэтому имена она помнит очень хорошо.

Ещё Роудин помнит Ларсена, голову которого так и не увенчала корона архонта. Она помнит его ребёнком, помнит зрелым мужчиной, помнит стариком. Но когда она закрывает глаза и представляет себе Ларсена, она видит его пятнадцатилетним юношей. Слабым, даже жалким, со впалой грудью, с неизменной прядью редких волос, прилипшей ко лбу. Она видит его глаза, подрагивающие ресницы, полупрозрачные веки. Почему она так любит его глаза? Почему она так любит это алчное, жаждущее выражение, которое то и дело вспыхивает и снова затухает?

Роудин знает, что Ларсен мёртв, но она не может отпустить его из своей памяти. В её сердце нет мести и злобы, есть только бесконечное чувство потери. Роудин потеряла Ларсена. Роудин потеряла смысл своего существования. Роудин давно уже не шеду, потому что управляет только своей жизнью. Совсем недавно она во всём помогала Ларсену, но теперь...

- Что делать теперь? - спрашивает Роудин. Вопрос, похоже, она адресует стенам, потому что во дворце больше никого нет. Она слышит звук своего голоса, звук своих шагов. Слышит, как где-то бьётся о стекло крупное насекомое.

- Бабочка, - говорит Роудин. Она стоит перед окном и смотрит на большую белую бабочку, которая сидит на подоконнике. Бабочка неподвижна, скорее всего, даже мертва, но Роудин кажется, что стоит только отвести взгляд, и бабочка взмахнёт крыльями.

- Мёртвая бабочка, - говорит Роудин. Она протягивает руку к бабочке и касается пальцами её крыльев. На кончиках пальцев остаётся белая пыльца. Пахнет она почему-то ванилью.

Роудин подносит пальцы к губам, засовывает их в рот. У неё нет модуля вкуса, но сейчас она чувствует вкус ванили. Она кусает пальцы с такой силой, что раздаётся хруст. Теперь ко вкусу ванили примешивается вкус крови. В оконном отражении Роудин видит, как по её подбородку стекает струйка крови.

- Но этого не может быть, - говорит она. - Или... может?

На память приходит старая сказка про деревянного мальчика, который хотел стать настоящим ребёнком. Роудин никак не может вспомнить, вышло что-нибудь у паренька, или нет. А вот у неё, похоже, это получилось.

- Я человек, - говорит Роудин. Голос выходит совсем чужим и мысли в голове тоже почему-то чужие. Она слышит отголосок какой-то далёкой песни или молитвы. Кажется, речь там идёт про Альпы.

Последняя мысль, которая приходит в голову Роудин, почему-то про шеду Итон. Она не просто вспоминает Итон, она думает, как Итон. Роудин думает, что бабочки это воплощённое безумие. Безумие во плоти. Каждый достойный человек оставляет свой след. Шеду Итон оставила целую цепочку следов из мёртвых бабочек. Конечно, мёртвые бабочки гораздо надежнее хлебных крошек, но приведут ли они домой?

- Я хочу домой, - говорит Роудин. В следующее мгновение её сознание переносится в дата-центр 19.

223.

Лори растолкала Девина посреди ночи.