Мёртвые души

Так начинается процесс мнимого очищения Чичикова. Его нравственное «возрождение» должно было, вероятно, состояться в третьей части «Мертвых душ». Но о ней мы, в сущности, ничего достоверного не знаем.

Изображение русской действительности в первом томе «Мертвых душ» представлялось Гоголю неполным, односторонним. Он считал необходимым раскрыть и положительное начало в этой действительности. Но каково оно и где его искать — Гоголь не знал, а это неотвратимо толкало его на путь «фальшивой идеализации» жизни.

Вместе с тем второй том «Мертвых душ» нельзя рассматривать как простой шаг назад в художественном развитии Гоголя сравнительно с первым томом или тем более как измену писателя своим прошлым убеждениям. Дело обстоит гораздо сложнее.

Идейные заблуждения писателя были трагичны, они неизбежно ограничивали его могучее дарование. Вместе с тем большая и горькая правда жизни прорывалась рядом с фальшивой утопией, выраженной в образах Костанжогло, Муразова и генерал-губернатора, призывающего воров-чиновников заняться нравственным самоусовершенствованием. Реалистический талант мужественно сопротивлялся этой утопии. Чернышевский полагал, что слабые страницы второго тома «Мертвых душ» были бы автором в дальнейшем переделаны или уничтожены. Он высказывал также уверенность, что «преобладающий характер в этой книге, когда б она была окончена, остался бы все-таки тот же самый, каким отличается и ее первый том и все предыдущие творения великого писателя». Разумеется, все это лишь предположения, которые, к сожалению, никак не могут быть точно подтверждены. Окончательная редакция второго тома «Мертвых душ» была создана, но кто знает, какое начало в ней одержало верх!

Гоголь был недоволен вторым томом «Мертвых душ». Он постоянно сопоставлял обе части произведения и мучительно ощущал несовершенство второй. Здесь надо искать объяснение того, что произошло. Мучительные сомнения терзали писателя, не давали ему ни минуты покоя. Это обстоятельство, вероятно, и сыграло свою роль в ту роковую ночь 12 февраля 1852 года, когда была уничтожена рукопись второго тома.

…Великие произведения искусства становятся вечными спутниками человечества. Они не знают старости и увядания. Каждая эпоха по-новому прочитывает эти произведения и всякий раз открывает в них что-то новое и очень важное для людей, помогающее им глубже понимать прошлое и настоящее того мира, в котором они живут, то есть понимать жизнь в ее непрестанном историческом движении. «Мертвые души» принадлежат к числу таких произведений, глубина мысли, немеркнущая художественная красота, поэзия которых чрезвычайно дороги людям.

С. Машинский

^{Обложка к первому изданию «Мертвых душ». По рисунку Н. В. Гоголя.}

ТОМ ПЕРВЫЙ

Глава первая

В ворота гостиницы губернского города[2] NN въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка, в какой ездят холостяки: отставные подполковники, штабс-капитаны[3], помещики, имеющие около сотни душ крестьян, — словом, все те, которых называют господами средней руки. В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод. Въезд его не произвел в городе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным: только два русские мужика, стоявшие у дверей кабака против гостиницы, сделали кое-какие замечания, относившиеся, впрочем, более к экипажу, чем к сидевшему в нем. «Вишь ты, — сказал один другому, — вон какое колесо! что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось, в Москву или не доедет?» — «Доедет», — отвечал другой. «А в Казань-то, я думаю, не доедет?» — «В Казань не доедет», — отвечал другой. Этим разговор и кончился. Да еще, когда бричка подъехала к гостинице, встретился молодой человек в белых канифасовых[4] панталонах, весьма узких и коротких, во фраке с покушениями на моду, из-под которого видна была манишка[5], застегнутая тульскою булавкою с бронзовым пистолетом[6]. Молодой человек оборотился назад, посмотрел экипаж, придержал рукою картуз, чуть не слетевший от ветра, и пошел своей дорогой.