Мир

Но когда Энок смотрел на те новшества, которые появлялись на хуторах, — все эти побрякушки, безделушки и соблазны всех мастей, — его обуревал праведный гнев, и он вещал о возмездии и гневе Господнем. Женщины расхаживали, щеголяя шёлковыми платками и заморскими платьями, парни — в новомодных шляпах, с серебряными цепочками; а кругом строили большие шикарные дома и красили их в белый цвет, так что они сверкали повсюду; а ездили в повозках и в экипажах, будто местная знать. Один за другим обзаводились новыми плугами, следуя примеру Мёллера из Мюре; как будто смысл жизни заключался не в Божьем благословении, а во внешней красоте; да, нашлись и такие, кто завёл себе мясорубки и молотилки. Придёт день, когда они будут горько сожалеть о своём тщеславии; и тогда Господь покажет им, что Он не позволит над собой насмехаться.

Гуннар вынужден был сопровождать его тут и там; он ходил и ругался, потому что его отец не был таким, как все нормальные люди. Даже одежда его отличалась; это грубое одеяние из чёрной шерсти с резко выделявшимися коричневыми краями. Своей одеждой Гуннар также был недоволен. Теперь он видел, что его одевали ужасно; рукава были узкие, штаны — слишком короткие; о ботинках и говорить нечего, ибо их смастерил сам отец. Всё, что он ни делает, выходит таким ужасным!

Когда Каролус ходил с ними, это было ещё ничего; однако Каролус частенько отлёживался дома. У него был талант прикидываться больным. Если же его уличали — его тотчас начинало рвать так, что текло через край. И когда Энок приходил и говорил, что Каролус «должен помолиться», тот выкручивался:

— Да, я помолюсь, и вы должны помолиться за меня, отец; ибо Господь, видимо, хочет наказать меня.

Гуннару же никак не удавалось сделаться больным. А если даже он заболевал — ему всё равно приходилось вставать; так отвратительно было, когда являлся отец, торчал над ним, разглядывал его и допытывался, какое злодеяние он совершил:

— Ибо Господь наказывает тебя не просто так, поверь, Гуннар!

…Случилась и другая удивительная вещь: детям вновь предстояло пойти в школу.

Лживое толкование Писания больше не преподавалось. К тому же не стоило выделяться на фоне остальных. В этом тоже скрывалась толика тщеславия, говорил Энок. Новый учитель был серьёзным и разумным человеком, и детям не в радость было торчать дома.

Анна была так рада, как будто ей причиталось золото.

Гуннар тоже радовался. Но ещё больше он обрадовался, услышав, что отец был выбран в состав школьной комиссии. Значит, Гуннар меньше будет под его присмотром.

…Пришла пора школьных занятий. Выяснилось, что Тёнес Туаланд был весьма способным учителем.

Он был очень молод и невысокого роста; долговязые нахалы из Стурбрекке и Хейаланда могли бы задать ему жару, если б захотели. Но всё шло настолько тихо и прекрасно, что просто загляденье. Вдобавок Тёнес не пользовался ни линейкой, ни розгами, и ничем другим, кроме своего голоса. Больше всего он придирался к Гуннару, который всегда становился просто неуправляемым, попадая в компанию сверстников.

Но Тёнес опробовал и другие нововведения в школе; одно из них очень не понравилось Анне.

Он разделил школу на «классы»; каждый класс должен успевать как по предметам, так и во всём прочем, и благодаря этому обучение сделалось гораздо более строгим. Если кто-то пропускал день занятий, его никто не подтягивал — он обязан был успевать за своим классом. Те ученики, которые должны были часто сидеть дома, имели, таким образом, мало проку от занятий в школе, зато вдоволь получали нареканий, и «замечания» в ведомостях и в тех «дневниках», которые они должны были иметь с собой; и всё это могло им зачесться при конфирмации. Анна говорила об этом с учителем; но он лишь заявил, что таков «закон». Сказал, что вышло новое постановление по части школ, и все обязаны ему следовать; и согласно этому постановлению, дети должны были посещать школу. А на родителей могли ещё и штраф наложить, в случае если они оставляли детей дома, кроме как по болезни. Анна считала, что это невозможно. Разве нам не следует заботиться о своих детях именно сейчас?

Если б даже Анне нравилось каждый день отправлять их из дому в любую погоду, чтоб они целый день просиживали в школе с промокшими ногами и дрожащими от холода коленками, — они бы тотчас сделались хилыми и болезненными. Особенно бедняжка Серина, она совсем слабенькая. Они не могут «на законном основании» пропускать занятия, пока не заболеют, но тогда может быть уже слишком поздно. Анне казалось, что школу прямо-таки подменили после всех этих постановлений.