— Официально ввести русских на Ближний Восток? Да нас съедят живьем, со всеми потрохами и их содержимым, — удивление Киссинджера было заметно невооруженным взглядом.
— Подавятся, — усмехнулся в ответ Томпсон. — Потому что мы сделаем упор на том, что официально будут введены и наши войска. Тем более, что ты не успел прочесть последнюю сводку от Хелмса, а я прочел.
— Не смотрел, — согласился Киссинджер. — И что там?
— Садат связался со знакомыми с войны англичанами в расчете, что те сведут его с нами. А лимонники, как всегда, пытались сыграть в свою игру. Которую мы им немного поломали, — теперь улыбка Тома стала ласково-хищной, как у котика, играющего с мышью.
— Та-ак вот оно что, — задумчиво протянул Киссинджер. — А ты знаешь, может очень хорошо получится. Перетягиваем Садата на нашу сторону, миротворцев ставим так, чтобы на Синае были в основном наши, а в Сирии, черт с ними — русские. И показываем электорату нашу победу. Египет — наш… Да за такое я лично Пайковичу глаз на задницу натяну и скажу, что так и было, ой вей…
Заседание на следующий день было коротким. Киссинджер зачитал предложение об отводе войск, создании двухмильной разделительной полосы с введением сил миротворцев ООН, после чего предложил «уважаемым господам министрам» осудить это предложение в составе своих национальных делегаций. После чего они с Томом дружно отправились «купаться в море», оставив ошеломленных столь неожиданным поведением министров разгадывать полученную загадку.
Они перешли дорогу и прошли через ворота за заборчик, отделяющий пляж от городской суеты. Пляж, принадлежащий владельцу отеля «Вандом» и потому гости отеля могли посещать его бесплатно. Пляж, на вкус Томпсона, был средненький, потому что берег был покрыт не песком, как он любил, а камнем. Но именно этот пляж считался одним из престижнейших в городе, обязательном для посещения элитой. Томпсону удалось пару раз сюда попасть в перерывах между бесконечными заседаниями и он немало посмеялся про себя над местным аттракционом человеческого тщеславия. Сейчас, во второй половине дня, людей было неожиданно мало, что впрочем можно было объяснить усердием охраны, как местной, так и американской. Но люди были, в основном из местных «селебрити», которых Том точно не знал и даже не собирался запоминать. Впрочем, знакомые были тоже. В море мелькали затянутые в резиновые шапочки головы секретаря Киссинджера и его новой знакомой из секретариата, а в шезлонгах у самого обреза воды сидели личная секретарша Генри Нэнси и какой-то крепкий, слегка полноватый мужичок, чем-то напомнивший Тому Хрущева.
— Ага, вот и Пиотр, — негромко заметил довольный Киссинджер и Томпсон понял, что это и есть посол Советского Союза в Ливане Петр Семенович Дедушкин. Том отметил про себя, что своей фамилии посол не соответствует, и ему скорее подошла бы фамилия Ди Маджо[5].
— Добрый день, господа, — первым поздоровался русский на неплохом английском. — Решили искупаться?
— Жарковато сегодня, Пиотр. Только у воды можно спастись, — ответил Киссинджер.
— Нэнси, вы будете купаться? — сразу сориентировался Том.
— Конечно, — согласилась секретарша и, кокетливо глянув на своего шефа, спросила. — А вы, Генри?
— Почему бы и нет, — согласился Киссинджер, внимательно посмотрев на сидящего русского. — Но не сразу, дорогая. Иди, поплавай. Я тебя догоню.
Томпсон проводил Нэнси Меджиннес, любовницу и протеже Киссинджера, по слухам, собиравшуюся стать его женой до воды. Дождался, пока она войдет в воду и стремительно сбросив шорты и футболку, вошел в море. Несколько шагов, и когда вода уже дошла ему до бедер, Том лег на волну и поплыл. Он плыл с удовольствием ощущая шелковистую прохладу воды, ни к чему особенно не приглядываясь и привычно работая руками и ногами. Плыл не торопясь, своим «гражданским» стилем, совсем не так, как на заданиях, связанных с водными преградами. И от этого почти сразу вспомнил, что он здесь не просто на отдыхе. Развернулся, приподнялся, удержавшись на поверхности за счет интенсивной работы ногами. Увидев, что Генри с Петром уже вовсю что-то обсуждают, снова лег на воду и поплыл к берегу. Теперь, как и договаривались, пришло его время поговорить с послом…
Конференция закончилась через три дня «полным успехом американской дипломатии». Подписанный «договор о бессрочном перемирии», как осторожно сформулировали в его заголовке американские дипломаты, пресса уже успела переименовать в «договор о мире». Мандат Союза Безопасности на ввод миротворцев приняли единогласно и сразу, как только представители США и СССР проголосовали первыми.