Условия службы в Германии резко отличались от того, что было на Западной Украине. Хотя до времени, когда советские и американские танки стали газовать на линии разделения между Западным и Восточным Берлином, оставалось еще несколько лет, отношения с бывшими союзниками были, мягко говоря, не самыми добрыми. Западный Берлин, хотя и не был в столь тесной блокаде, как в 1948-49 гг., тем не менее оставался со всех сторон «обложен» советскими войсками. По Берлинскому вопросу шли бесконечные международные конференции, но надо помнить, что о прекращении состояния войны с Германией СССР объявил только 25 января 1955 г. Да и после этой даты войной в Европе попахивало сильно, а это обстоятельство накладывало свой отпечаток на военную службу в ГСВГ.
«Прибыли мы в Германию в мае 1954 г. – вспоминал В.В. Шаповалов. – Качество аэродрома Вернойхен было, по советским меркам, шикарное: бетонная ВПП, невиданные в СССР добротные ангары, везде надписи «Rauchen verboten!» Аэродром был построен еще в 1933-34 гг., говорили, что до 1945 г. здесь была летная школа люфтваффе. С тех же времен на аэродроме остались тоже невиданные в СССР доб ротные бетонированные блиндажи на случай бомбежки. Вообще, нас сразу же предупредили о том, что здесь, мал, «не Союз», возможны провокации и т. д. Поэтому мы жили, фактически, не выходя из авиагородка – у нас все размещалось за высоченным, по-немецки добротным забором с системой сторожевой сигнализации, собаками и автоматчиками. Помимо аэродрома и огромных складов боеприпасов и горючего здесь же находился и жилой комплекс. Жили в двух-трехэтажных домах с более-менее всеми удобствами (вроде душевых и теплых сортиров). Особых излишеств в быту не было, но все необходимое для жизни, особенно для тех, кто привез сюда семьи, имелось. Со временем собственными силами кое-что улучшили: оборудовали плавательный бассейн, выкопали яму, где разводили карпов для столовой и т. п. Контакты с местным населением особисты не поощряли, хотя в увольнение мы, конечно, ездили в ближайшие населенные пункты, в основном в Восточный Берлин. Пограничный режим был тогда в Берлине более-менее спокойным, по крайней мере, мы лазили даже в рейхстаг. Он тогда стоял нереставрированный, и в нем еще оставались надписи по-русски, оставленные в 1945 году.
Почти сразу же начались встречи в воздухе с «потенциальным противником». У Западного Берлина чуть ли не единственная связь с Западом была по воздуху. Система воздушных транспортных коридоров была очень сложной, так как имела ограничения и по маршрутам, и по высоте. В Западный Берлин проходило три основных транспортных коридора с такими ограничениями: «западники» летали на высоте до 3500м, мы – выше 3500 м. Поднимись они выше, были бы нехорошие последствия, т.к. их во время полетов все время караулили МиГи и зенитчики. Наш маршрут во время взлета проходил над аэродромом Темпельхоф, где в основном западная авиация и базировалась. В воздухе и на земле мы все время видели массу транспортных самолетов: двухмоторных С-47 и С-46 и разнообразных больших четырехмоторников в серебристо-белой блестящей окраске, красивых, как елочные игрушки. Иногда мы летали над Темпельхофом на учебное фотографирование, но никаких конкретных задач, вроде подсчета самолетов на стоянке, нам не ставили. То ли Темпельхоф и с земли хорошо просматривался, то ли этим углубленно занимались другие части».
Был и другой интересный эпизод, связанный с 63-м бап: «Не успели мы разместиться на новом месте, как нас стал навещать «гость» – американский поршневой двухмоторный бомбардировщик 1* . Американец летал через день, иногда через три, то есть аэродром постоянно был «под колпаком». Разведчик облетал Берлин по окружности 32 км, но непременно внутри этого круга (еще одно ограничение). В случае если бы его вынесло на внешнюю сторону, хотя бы метров на 100-200м, его бы сбили. Зенитчики, охранявшие наш аэродром, при появлении разведчика тут же «стучали в рельсу» (играли боевую тревогу), надевали каски, занимали места у орудий и «вели» американца стволами своих 37-мм пушек. Однако огня ни разу не открывали, хотя продолжалось это «развлечение» несколько лет. Бдительные особисты стали думать о контрмерах, но не придумали ничего лучшего, как менять расположение самолетов на стоянках и перекрашивать бортовые номера (менять цифры и цвет номера) на некоторых машинах. До 1960 г. эти перекраски проводились минимум несколько раз».
С этими перекрасками был связан трагикомический момент, когда комполка Морозов пытался «бороться с мистикой» и приказал нарисовать на одном из Ил-28 номер «13», после чего решил личным примером продемонстрировать всю глупость древнего суеверия. «До этого, по словам технарей, самолет работал «как часы.». – Вспоминал В.В. Шаповалов. – Но, едва комполка взлетел, как у него забарахлил левый двигатель. Сел он злой, потный, после чего приказал: «Закрасить «чертову дюжину» к … матери!» Более у нас в полку с этим «несчастливым» номером не баловались».