Мир Азриэля. Песнь ласточки (СИ)

Вот чёрный, словно сажа на печи, одиноко высившийся на островке среди серого тумана неприступный замок с тонкой полоской дорожки, и отец. Он стоял на краю стены, сжимая в окровавленной руке меч и зло сверкая глазами. Его уставшее, потемневшее лицо искажала гримаса ненависти, злости и такой лютой ярости, что мальчишка на миг испугался, как бы он не испепелил его своими глазами. Но тот не обращал на него внимания, смотря на незнакомца перед собой. Гордого, слишком самоуверенного, с такой лёгкостью в каждом оточенном движении и льдом в глазах, что само по себе хотелось преклонить перед ним колено. Но отец бы это никогда не сделал. Он вновь вскинул руку, отразив удар и отшагнув назад, взглянув на пропасть за спиной с клубящимся серым туманом, и вновь на противника.

— Твой век прошёл, — голосом, не терпящим возражения, сковавшим каждую мышцу, произнёс горделивый незнакомец, сощурив свои цвета льда глаза, — Амодей, и не пытайся его больше удержать.

— Вновь рвёшься в короли, Рубиус? — исказив губы в злой насмешке спросил отец, еле выпрямившись и сжав пальцами рану на боку, из которой так и лилась горячая, вязкая кровь, окропляя тёмные камни стены. — Тебе им никогда не быть, даже если убьёшь меня…

— Ты всегда был слишком наивным, — резко подавшись вперёд и сжав в пальцах рукоять меча, незнакомец со всей силы вогнал его в грудь застывшего противника, придерживая его за ворот и не давая упасть, с наслаждением в ледяных глазах вглядываясь в побледневшее лицо, даже не чувствуя, как с серебряного лезвия на его пальцы стекает горячая, склизкая кровь. — И за это порой надо платить собственной жизнью.

Разжав пальцы, он отступил назад, смотря, как поверженный противник, подобно тряпичной безвольной кукле, срывается с края стены, вместе с десятками алых капелек крови пропадая в тумане и исчезая из виду.

Глухой, полный боли и гнева крик застыл в ушах, когда чьи-то руки, что до этого сжимали плечи, невольно разжались, дав упасть и разбить коленки об холодный чёрный камень, с глазами полных слёз смотря на незнакомца, сжимавшем в руке небольшой медальон, окроплённый кровью, что он успел сорвать со своего противника. Сильнее сжав его на последок, он вдруг кинул под ноги мальчишки, исказив губы в холодной, леденящей душу усмешке.

— Он доверял тебе… — глотая слёзы и ярость прошептал Вик. — Верил, что ты на его стороне! Верил до последнего!..

— Доверие в наше время так же опасно, как попытка жить, — раздались слова призрачным эхом в голове, хотя он даже не взглянул на мальчишку, вглядываясь в бледное лицо женщины с застывшими слезами в уголках красивых глаз цвета оникса. — Уведи его, если не хочешь узреть ещё одну смерть за сегодня.

Дрогнув, женщина упала на колени перед мальчишкой, схватив его лицо дрожащими ледяными пальцами и всмотревшись в залитые слезами глаза, сама еле сдерживаясь, что бы не дать волю чувствам.

— Послушай меня, Виктор… — сглотнув, зашептала она, смахивая с его лица спутанные чёрные волосы, на что тот лишь испуганно закачал головой. — Слушай!.. не смей этого забывать, понял? Не смей забывать, кто убил твоего отца… люди и вправду жестоки и коварны, они умеют предавать других, поэтому будь хитрее. Верь только себе, и тому, кто знает, какие дьяволы в тебе обитают… остальные лишь лжецы, понял? А теперь пойдём, пока и наши головы не полетели в эту пропасть…

Туман заклубился, и видение пропало так же быстро, как и животный страх в груди.

Над головой зашуршали чёрные пики сосен и елей, затмевая собой ночное небо с сотней бриллиантов-звёзд, тускло освещающих лес и отражаясь в чёрной змеистой реке с вгрызшимися в каменистую землю серыми сваями и натянутыми меж друг другом старыми канатами. Только в этом месте она была настолько узкой, что её можно было бы ещё попробовать переплыть, и всё же что-то останавливало его, заставляя всматриваться в чёрную, словно зеркальную воду. Его что-то гнало вперёд, от чего он постоянно оглядывался и вслушивался в эту ночную тишину, тяжело переводя дыхание и периодически зачёсывая назад спутанные чёрные волосы, смахивая с щеки уже успевшую застыть кровь. Наконец, решившись, он дотронулся до натянутых канатов, заставив на столбах вспыхнуть голубые линии, тускло светившиеся в темноте.

Что-то негромко затрещало, и из чёрной воды, разрезая гладь обшарпанным носом, показалась старая лодка, негромко шлёпавшая вёслами и плывя в его сторону. Вгрызшись в серые камни своим худым дном, она застыла, словно так и приглашая внутрь, и Виктор не смел ей отказать, перепрыгнув через борт и тут же вздрогнув, когда вновь натянулись канаты, и лодка оторвалась от берега. Сердце опасливо вздрогнуло и сжалось в груди, заставив почти не дыша смотреть на чёрную воду без дна, различая в ней сотни звёзд, и собственное бледное лицо, лишённое хоть каких-то красок, лишь глаза так и горели золотом с рыжиной.