Уже две недели Вёльва путешествовала с Алисой, держа путь в Фиор — ближайший к границе с Хельхеймом город. Молчаливая, замкнутая девочка быстро раскрывалась. За этот короткий срок она уже прониклась к Видящей любовью и доверием. Вёльву даже пугали столь быстрые перемены. «Это ж как надо запугать ребенка, чтобы веселое и жизнерадостное дитя боялось всего и вся?» — думала она, с ужасом и неприязнью вспоминая собственное детство.
Вчера они долго разговаривали и уснули за полночь. Алиса рассказывала о матери, немногих сохранившихся о ней воспоминаниях, носивших отрывистый, сумбурный характер. В малом храме Симионы никто не внимал таким историям, даже дети смотрели друг на друга волками, не говоря уже об извергах-наставниках, которые никогда не упускали случая стимулировать видения розгами — девочка щебетала, как жаворонок, временами захлебывалась словами, не веря, что ее слушают. Вёльва слушала. И ждала случая, чтобы тоже поведать одну историю. Чужую историю — не свою. Но случая пока не представилось.
— Вставай, дитя мое, — разбудила она Алису, начиная собираться в дорогу.
— Уже утро? — сладко потягиваясь, пропищала из-под покрывала девочка и быстро сползла с кровати. — Я помогу! — Алиса бросилась к тюку прорицательницы. Вёльва улыбнулась, наблюдая за стараниями ученицы. Сердцем прорицательница чувствовала, что больше у нее не будет воспитанников, и радовалась последним минутам счастья.
Ночи сменялись днями, рассветы — закатами. Время бежало быстро, ускользало, как песок сквозь пальцы. Осень подходила к концу, все ближе подступали холода. Погода изменилась. Со стороны Хельхейма подули ледяные ветра — предвестники зимы. Птицы, кружась в небе черными, едва различимыми точками, собирались в косяки и улетали в поисках тепла. Мир засыпал.
Последние две недели Вёльва и ее ученица провели в Фиоре, в постоялом доме, принадлежавшем культу Симионы. Жили как дворяне — Алиса так считала. В их полное распоряжение предоставили целый этаж, где можно было забавляться, практиковать магию — делать все, что душе угодно. Алиса ничему не обучалась, но часто беседовала с наставницей, узнавала от нее много нового. В общении перенимала ее знания и во всем старалась подражать доброй, отзывчивой прорицательнице. Постепенно Алиса привыкла к новой, спокойной жизни и ужасы, которые она пережила в малом храме, казались ей не воспоминаниями, а полузабытым сном. К слову о снах… Единственное, что смущало девочку: теперь они ночевали с Матушкой в разных комнатах, и Алису донимали кошмары, предвещающие нечто злое, страшное. Утром видения уплывали из памяти, оставляя лишь тяжкий, липкий осадок на душе. И все было спокойно. Пока однажды, в ночной час, не случилось беды.
…Все вокруг было подернуто черной, непроницаемой дымкой, будто на землю спустилась густая безлунная ночь. Алиса стояла рядом с Матушкой, прижималась к ней всем телом и дрожала — то ли от испуга, то ли от жуткого холода. Из ниоткуда бесплотным призраком выплыл человеческий силуэт, держащий в руке искривленный, изогнутый, как змея, посох, и остановился перед Видящей и ее ученицей.
— Вёльва, ты же знала, что я приду. И осталась… — скрипнул неприятный голос. Его обладатель смотрел на прорицательницу из тени капюшона и внимательно следил за каждым движением Вёльвы, опасаясь, что она не захочет расставаться с жизнью без борьбы. — Или ты не боишься умереть?
Прорицательница исподлобья взглянула на незнакомца. Он скрыл свое худощавое тело под черным долгополым плащом, руки — под перчатками, плотно обтянувшими тонкие кисти. Казалось, будто он боится света, или же — людских глаз.
— Посланник Смерти… Меня ты не пощадишь. Что ж, я прожила долгую жизнь — и прожила не напрасно. Меня забирай, а малышку оставь. Ее час еще не пробил.
— Какое самопожертвование! — Человек в черном расхохотался гнусавым, противным смехом. — Вёльва, зачем миру твоя смерть? Тебе пришло видение, что Валлии лучше без тебя?
— Делай свое дело, — помрачнев, сухо сказала прорицательница.
— Как тебе угодно, — пожал плечами неизвестный и, сделав короткое, неразличимое для глаза движение, ударил Вёльву посохом по голове. Она упала, судорожно вздрогнула и больше не шелохнулась.
— Матушка! — испугано воскликнула Алиса и бросилась к ногам Видящей. — Матушка, очнитесь! Клянусь жизнью, клянусь верой в Богиню, я стану хорошей прорицательницей… только откройте глаза, Матушка…
И вдруг Симиона услышала зов, смилостивилась над своей верной послушницей и вдохнула в нее новую жизнь — повинуясь неведомой силе, Вёльва открыла глаза. Алиса, все еще плача, бросилась в объятья прорицательницы и с наивной радостью начала целовать ее холодные морщинистые щеки.
— Матушка, я так испугалась, — рыдая, причитала она. — Боялась, что вы умерли…