Мир без конца

К концу дня Гвенда чувствовала, что любит его пуще прежнего. Увы, он ни словом, ни жестом не давал понять, что для него она теперь больше, нежели просто подруга; проявлял заботу, но по-приятельски, не как к возлюбленной. В лесу, с Симом-торгашом, она всем сердцем желала, чтобы мужчины хоть иногда не вели себя как дикие животные, а теперь вот мечталось, чтобы в Вулфрике пробудилось хоть чуточку звериного. Весь день она пускалась на мелкие уловки, пытаясь его распалить. Якобы случайно приоткрывала крепкие красивые ноги. Взбираясь на пригорки, глубоко дышала, выставляя грудь. При любой возможности дотрагивалась до него, касалась руки или клала ладонь на плечо. Ни одна из этих уловок не возымела ни малейшего действия. Гвенда знала, что некрасива, но была уверена, что обладает чем-то таким, отчего другие мужчины нередко пялились на нее и даже присвистывали, однако Вулфрик не поддавался.

В полдень сделали привал и поели хлеба и сыра, которые взяли с собой, но воду пили из ручья, с ладоней, и потому она не смогла дать ему зелье.

Все равно она испытывала настоящее счастье. Ведь они с Вулфриком оставались наедине целый день. Гвенда могла любоваться им, болтать, веселить, сочувствовать и время от времени даже дотрагиваться до него. Она уверяла себя, что может поцеловать его в любой миг, просто пока не хочется. Они как будто поженились, но все закончилось слишком быстро.

В Уигли пришли к вечеру. Деревня стояла на возвышенности, во все стороны от нее полого спускались поля, и здесь всегда было ветрено. После двухнедельной сутолоки Кингсбриджа деревушка казалась маленькой и тихой – горстка разбросанных хижин вдоль дороги, что вела к господскому дому и церкви. Господский дом не уступал размерами городскому купеческому дому, спальни располагались на втором этаже. Дом священника тоже выглядел довольно привлекательно, как и жилища нескольких крестьян, но большинство деревенских строений составляли сущие лачуги, разделенные надвое: на одной половине держали скотину, другая служила семье кухней и спальней.

Первый по дороге из этих добротных домов принадлежал семье Вулфрика. Запертые двери и закрытые ставни придавали дому заброшенный вид. Вулфрик прошел мимо, к следующему большому дому, где жила со своими родителями Аннет. Взмахом руки он попрощался с Гвендой и с радостной улыбкой зашел в дом, выкинув из головы весь день пути.

Гвенда ощутила резкую боль утраты – чувство было такое, словно оборвался хороший сон. Она сглотнула, избавляясь от комка в горле, и двинулась через посевы. Благодаря июньским дождям пшеница и ячмень зазеленели, но теперь им требовалось солнце, чтобы созреть. Деревенские женщины горбились над межами, медленно перемещались вдоль рядов посевов, выдирая сорняки. Некоторые, замечая Гвенду, махали руками.

Приближаясь к дому, Гвенда одновременно волновалась и злилась. Она не видела родителей с того дня, как отец продал ее Симу-торгашу за корову. Почти наверняка папаша уверен, что дочурка еще у Сима. Когда увидит ее на пороге, точно опешит. Что он скажет? И что она скажет отцу, предавшему ее доверие?

Гвенда не сомневалась в том, что матери ничего не известно о сделке. Скорее всего папаша наплел ей, будто Гвенда сбежала с каким-нибудь парнем. Мать впадет в бешенство, и папаше не поздоровится.

Очень хотелось повидаться с малышней – с Кэт, Джоуни, Эриком. Гвенда вдруг осознала, как сильно по ним соскучилась.

Их дом стоял на дальней стороне стоакрового поля, его наполовину скрывали деревья на лесной опушке. Этот дом был даже меньше крестьянских лачуг, имел единственную комнату, в которой вся семья ночевала заодно с коровой. Такие дома строились из прутьев и раствора: жерди из сучьев втыкали в землю, переплетали их мелкими ветками, как корзину, а дыры замазывали липкой смесью глины, соломы и коровьего навоза. В соломенной крыше проделывали отверстие, куда выходил дым из очага, а сам очаг выкладывали посреди дома на земляном полу. Стояли такие дома от силы несколько лет, потом их приходилось ставить заново. Сейчас дом показался Гвенде убогим, как никогда. Девушка поклялась себе, что не останется здесь на всю жизнь, не будет каждый год или два рожать детей, большинство из которых умрут от голода. Ни за что, уж лучше она сама себя прикончит.

В сотне ярдов от дома она заметила папашу, шедшего навстречу с кувшином. Верно, собрался прикупить эля у Пег Перкинс[35], матери Аннет, которая варила пиво на всю деревню. В это время года у папаши всегда водились деньжата, поскольку на полях работы хватало.

Папаша углядел ее не сразу.