Мир без конца

— Убийца — мой виллан. Но главное, мне хочется показать сыновьям, как работает суд. Один из них, когда я превращусь в призрака, скорее всего станет графом. Пусть завтра посмотрят и на повешение. Чем скорее они привыкнут к смерти, тем лучше.

Льюис кивнул в знак согласия:

— Дети благородного происхождения не имеют права быть мягкотелыми.

Судебный писарь постучал молотком, и гул в соседнем помещении затих. Тревога Ральфа не улеглась: беседа с сэром Льюисом дала немного — значит, судья нелегко поддается внушению. Абингдон открыл дверь и отошел, пропуская графа.

В зале суда на помосте стояли два больших деревянных кресла, а рядом — низкая скамья. Ропот прошел по залу, когда на нее сели Джерри и Роли. Люди всегда с интересом смотрят на детей, которые когда-нибудь станут их господами. Но в данном случае скорее сыграло роль то, что в суде, где речь идет об убийствах, кражах и мошенничестве, оказались два невинных мальчика, решил граф. Они напоминали ягнят в свинарнике.

Усевшись в кресло, Ширинг вспомнил день двадцать два года назад, когда он стоял в этом самом зале в качестве обвиняемого в изнасиловании — смехотворная претензия к лорду, когда так называемая жертва происходила из его же вилланок. За гнусным судебным делом стояла Филиппа. Ну что ж, она за это уже хлебнула. Тогда Ральф удрал. Сэму не убежать: он безоружен, в цепях. А войны с Францией, судя по всему, кончились, так что великодушного помилования, какое в свое время получил лорд Вигли, ожидать не приходится.

Пока зачитывали обвинительное заключение, Ральф изучал Сэма. Сложение Вулфрика, не Гвенды: очень высокий, широкий в плечах. Мог бы стать неплохим воином, если бы родился знатным. Не очень похож на Вулфрика. Что-то в лице юноши насторожило Фитцджеральда. Как и многие обвиняемые, он смотрел с некоторым вызовом, за которым стоял страх. «Вот так же чувствовал себя и я», — думал Фитцджеральд.

Первым свидетелем оказался Натан Рив. Отец погибшего засвидетельствовал, что Сэм — виллан графа Ширинга и не получал разрешения уходить в Олдчёрч. Нейт рассказал, что в надежде выследить беглеца послал своего сына за Гвендой. Староста Вигли вызвал не очень много симпатий, но его горе, разумеется, было искренним. Лорд радовался: это явно на руку обвинению.

Около Сэма, по плечо сыну, стояла мать. Не красавица: близко посаженные к крючковатому носу темные глаза, выступающие лоб и подбородок, придававшие ей решительный вид. Но вместе с тем проглядывала какая-то женская привлекательность, даже сейчас. Ральф спал с ней больше двадцати лет назад, однако ясно вспомнил тот день, и у него пересохло во рту. Он встретился с ней глазами. Гвенда не сразу отвела взгляд, словно пытаясь прочитать его мысли. У нее, наверно, перед глазами встала та же картина, поскольку стыд вдруг залил ее простое лицо и крестьянка все-таки отвернулась.

Рядом с ней стоял еще один юноша — вероятно, второй сын, больше похожий на нее, невысокий, жилистый, с хитрецой в глазах. Он впился глазами в Ширинга, явно пытаясь понять, что происходит в голове у графа, и полагая, что может считать ответ по лицу.

Но Фитцджеральда больше интересовал отец юношей. Он ненавидел Вулфрика с той самой драки на шерстяной ярмарке в 1337 году и невольно дотронулся до сломанного носа. Позже ему наносили увечья и другие люди, но никто так болезненно не ранил самолюбие. Однако и месть была болезненная, решил Ральф. «Я десять лет не давал то, что полагалось тебе по праву рождения. Я переспал с твоей женой. Когда ты попытался помешать мне удрать из этого самого зала суда, я распорол тебе щеку, вон шрам. Когда ты бежал, я на веревке привел тебя домой. А теперь повешу твоего сына».

Вулфрик отяжелел, но это даже шло ему. Темная борода с проседью не закрывала полностью тот самый длинный шрам. Морщинистое лицо загрубело от непогоды. Если Гвенда негодовала, то Вулфрик страдал. Когда крестьяне Олдчёрч подтвердили, что Сэм убил Джонно дубовой лопатой, глаза матери непокорно вспыхнули, а на широком лбу Вулфрика залегли тревожные складки. Старшина присяжных спросил, имел ли подданный основания опасаться за свою жизнь. Ральф нахмурился. Этот вопрос подразумевал оправдание убийцы. Отвечал одноглазый тощий крестьянин:

— Нет, сын старосты не представлял для него опасности. Хотя, думаю, парня напугала собственная мать.

В зале захихикали. Старшина спросил, вызвал ли Джонно обвиняемого на драку, — еще один вопрос, возмутивший Ширинга симпатией к Сэму.

— Вызвал? — переспросил одноглазый. — Ну, он врезал ему железными кандалами по лицу, если считать это вызовом.

Все громко рассмеялись. Вулфрик был ошарашен. «Как люди могут смеяться, когда на кону жизнь моего сына?» — словно спрашивал он. Ральф тревожился все больше. Старшина вел себя неправильно.

Вызвали Сэма, и Фитцджеральд обратил внимание, что говорит он похоже на Вулфрика. Тот же наклон головы и движение рукой. Обвиняемый рассказал, как его мать попросила Джонно перенести разговор на утро, а тот в ответ попытался надеть на него кандалы. Подавляя негодование, граф тихонько сказал судье: