Мир без России

Вообще-то Россия и человечество — это конек государственно-патриотического движения. В книге эта идея выражена следующими уникальными словами: «Мы полагаем, что Россия может и обязана быть мировым лидером в научной, культурной, образовательной и духовной областях… по КОЛИЧЕСТВУ ТАЛАНТЛИВЫХ ЛЮДЕЙ, способных дать России и человечеству будущие перспективы развития» (с. 191). После таких слов я сразу захотел было предложить ввести в макропоказатели государств строку: количество талантливых людей на тысячу человек. Остановило меня одно: а как определить меру или масштаб талантливости: по количеству печатных листов? Или по количеству рационализаторских предложений? Или по количеству сумасбродных идей? Боюсь, что «консенсуса», по-русски, значит, единогласия, не получится. Во-первых, «человечество» или «цивилизованный мир» никогда не поклонялся русской науке, образованию и культуре по той простой причине, что он ничего этого не знал и знать не желает. Полистайте любые западные энциклопедии великих людей, и вы обнаружите из сотен и тысяч имен в лучшем случае пять-десять русских. Пора уже кончать эту практику: выдавать желаемое за действительное. Во-вторых, что это за «цивилизация вообще»? Есть японская, китайская, американская, африканская и т. д. И я что-то не замечал элементы «русской уникальности», к примеру, в той же японской цивилизации или американской. В-третьих, если брать категорию «цивилизация» в ее абстрактном, отвлеченном виде, как, допустим, цивилизацию общечеловеческую, то в ней присутствуют элементы всех цивилизаций, а в настоящее время доминирует не русская цивилизация, а американская цивилизация с ее упрощенной, бездуховной формой выживания и процветания.

Другое дело, что в виде потенциальной возможности у России есть все основания бросить вызов той же американской цивилизации, но только не на посылках той идеологии, которую нам предлагает г. Подберезкин. Ее просто нет. А есть набор банальностей, который, не исключено, может вдохновить неграмотного лидера какой-нибудь патриотической партии или группы, но вряд ли может служить основой для идеологии крупных политических сил, не говоря уже о всей нации.

О безопасности России и международных отношениях

Следует признать, что у Подберезкина хорошо прописаны разделы по военной безопасности России — область, в которой он действительно является специалистом. С ним можно согласиться: «Очевидно одно: если… выход не будет найден в самое ближайшее время, России угрожает уже не просто военное поражение, а потеря национального суверенитета, территориальной целостности и, что хуже всего, способности сохранить специфические черты национальной культуры и независимости во внутренней политике» (с. 252).

Когда же он выходит в сферы международных отношений, то тут он вступает на явно незнакомый для него путь домыслов, иллюзий и еслибизма. Он пишет: «Первая тенденция — глобализация мировых хозяйственных, политических, научно-технических, культурных и иных связей. Ее начало можно отнести к послевоенным десятилетиям. Еще в 1942–1943 гг. великий русский ученый В. И. Вернадский дал ей научное толкование как процесса создания ноосферы»(232–233). Из этой фразы ясно, что Подберезкин, как, кстати, почти все российские международники и экономисты, не понимает разницы между интернационализацией мировой экономики и ее глобализацией, интернационализацией и интеграцией (а есть еще и глокализация). Он не понимает, что интернационализация началась со второй половины XIX века, о чем писали еще Маркс и Энгельс, и в XX веке она прошла три фазы развития. Причем в начале века по своей интенсивности она была более масштабна, чем в конце века. Теоретик не понимает, что именно третья стадия интернационализации (а это начало 90-х годов) породила глобализацию (в научном, а не в обывательском понимании этого понятия), которая пребывает еще в зачаточном состоянии. И Вернадский писал совсем о другом явлении, напрямую не связанном с экономической «глобализацией».

Домыслы лидера «Духовного наследия» проявляются в таких пассажах: «Формирование устойчивых экономических и финансовых взаимозависимостей между Россией, Японией и Китаем объективно ведет к снижению глобальной зависимости от американского доллара и контролируемой финансовыми институтами США финансово-банковской мировой системы» (с. 244). О каких устойчивых взаимозависимостях может идти речь между этими тремя государствами, если России просто нечем с ними «взаимозависеться»? Достаточно взглянуть на торговую динамику за последние 10 лет между Россией, с одной стороны, Японией и КНР — с другой. А между Китаем и Японией существуют США, и отношения между ними сплетены в такой клубок противоречий, разрешение которых ведет к формированию биполярного мира с центрами вокруг США и Китая.