Мир без России

С большим доверием авторы относятся к альянсам и коалициям, поскольку такого типа системы строятся на взаимных выгодах. Однако большие надежды авторы возлагают на международное право, к которому, как известно, немало международников относятся весьма скептически. Но авторы полагают, что такой скептический взгляд ошибочен. Они пишут: «Закон существует не только для того, чтобы улучшить распределение справедливости, но также и для того, чтобы сделать жизнь предсказуемой, предоставляя всем, кто живет в рамках закона, свод правил в отношении поведения других в системе» (p. 16). К тому же есть «зрелые законы», а есть «примитивные законы». Понятно, что авторы уповают на «зрелые законы» в международных делах. Проблема только в том, как определить их «зрелость». Историческая практика подсказывает, что определяют степень их «зрелости» господствующие государства в мире. Как в свое время писал и поныне актуальный К. Маркс, когда встречаются два равных права, решает сила. И опять мы скатываемся к этой злополучной силе. И сами авторы косвенно подтверждают правоту марксовской формулировки, когда они пишут о России и Китае.

Для начала констатируются некоторые параметры Российского государства: имперская история, обильные ресурсы, мощная индустриальная база, хорошо образованное население и очевидное желание играть значительную роль на мировой арене. Проблема же состоит в следующем: «Каким образом поведет себя Россия во взаимоотношениях со своими соседями и остальным миром, то ли в виде восстановления своей бывшей империи, то ли в благоприятном стратегическом варианте, все это в значительной степени зависит от эффективной способности Запада привлечь Москву на свою сторону. …Запад не может позволить себе, чтобы такой грандиозный эксперимент завершился коллапсом» (p. 556–557). — Вполне естественные намерения американцев осчастливить Россию на базе «зрелых законов» демократии и рынка, вне зависимости от того, насколько эти законы соответствуют природе Российского государства.

То же самое и с Китаем. Авторы не видят серьезных противоречий между США и КНР, их не очень волнует модернизация военных сил Китая, поскольку они все равно значительно уступают американским; не вызывают излишнего беспокойства на данный момент и отношения Пекина с Тайванем. Но если вдруг повторятся события типа Тяньаньмыньских или обострится военная конфронтация в районе Тайваньского пролива, тогда ход нынешних позитивных отношений может измениться. Фиксируют авторы и другой очень важный момент: «Несоответствие между китайским экономическим развитием и его отсталой авторитарной политической системой делает будущие двусторонние взаимоотношения в высшей степени проблематичными» (p. 558). То есть те способы, какими китайское руководство решает свои внутренние проблемы (кстати сказать, тайваньская проблема для Пекина также считается внутренней), не совпадают со стандартами «зрелых законов» Запада. И для того, чтобы их приблизить к «цивилизационным нормам», авторы предлагают проводить политику «вовлеченности» в отношении Китая, так же как и в отношении России. Имеется в виду вовлеченность в западный мир, в его стандарты, которые, естественно, по представлению западных идеологов, являются универсальными.

Убежденность в универсальности стандартов «зрелых законов» подводила и не раз будет подводить всех ученых, которые вбили себе в голову подобные иллюзии. Некоторые из них, как будет показано ниже, начинают избавляться от таких штампов. И поможет им в этом не только Китай со своей китаизированной спецификой, но и Россия, своей практикой посрамляющая все преимущества капитализма.

И все же следует признать, что часть американских ученых, в том числе и упомянутые в данной главе авторы, всерьез взялась за понятийный аппарат, осознавая, что без выработки такого аппарата все рассуждения о внешней политике или международных отношениях будут означать не что иное, как болтовню ни о чем. И в этом я вполне солидарен с Рональде Роговски, который пишет: «Теорию постигает фундаментальная неудача, когда она производит неопределенные понятия, а неопределенные понятия в свою очередь воспроизводят неопределенность для выработки стратегии и способы ее реализации; и поскольку способы остаются неопределенными, то невозможно осуществить убедительную проверку теории. Проблема — в теории. Ее возможно исправить, но трудно понять как»¹¹. Продолжая его мысль, Майкл Дэш пишет: «Без системных переменных нет предсказаний. Предсказания, однако, являются центральными в общественных науках не только по теоретическим причинам (нам нужны прогностические теории, чтобы с помощью прогнозов проверять те же теории), но и для политического анализа (теории, которые не делают ясных прогнозов, мало используются политиками)» (p. 153).