Мир детектива Поля

– «Dis» на латыни означает «отсутствие», а «disciplina» – «обучение». Все вместе – «не поддающийся обучению». Необучаемый у меня хомяк, теперь понял?

Ванька пользовался тем, что его папа был врачом и обучал сына азам этой важной профессии. В результате дети посёлка обрели своего по-настоящему детского доктора. Он с видом эксперта изучал ушибы товарищей и раздавал советы по их лечению. Он знал медицинские названия некоторых травм и любил впечатлить этим других.

Словно великий артист, он каждый раз выходил из толпы сочувствующих и, указывая на свежий синяк друга, страшным голосом сообщал: «Гематома!»3 Дети были в восторге. Однако со временем однотипные диагнозы перестали производить должное впечатление на публику. И тогда Ванька принялся выдумывать названия болезней.

– Это не гематома, а феморис сантунум! – пугал он нового пострадавшего. – Лечится вот этой травой! – и он срывал первый попавшийся сорняк.

– Твой диагноз похож на заклинание, а эта трава на обыкновенный одуванчик! – возмущался пострадавший. Но Ванька его не слушал и продолжал навязывать своё «лечение».

Что и говорить, в травах он не разбирался, однако придумывать слова на латыни ему удавалось вполне правдоподобно. Тем более, что проверить самозваного доктора мог только отец, ведь кроме врачей на этом мёртвом языке больше никто не разговаривает.

Ближе к вечеру Ванька уехал, и Поль приступил к несению добровольных обязанностей. Как и обещал, он каждый день приходил к хомяку и спустя неделю по-настоящему привязался к нему. По мере приближения дня возвращения друга Поль даже начал упрашивать маму купить такого же милого питомца, но эта затея не увенчалась успехом.

Поэтому в последний день Поль наигрался с пушистым приятелем на год вперёд.

Проснувшись рано утром, Поль позавтракал и отправился к дому отдохнувшего друга.

Он ехал по дороге, и тёплый летний ветер врезался в его непослушные белокурые волосы, взъерошивая их ещё сильнее. В лучах утреннего солнца они казались совсем белыми, будто это не русский, а норвежский мальчик едет по узкой тропинке вдоль склонов фьордов.

На самом деле Поль и был почти что норвежским мальчиком. Его папа был норвежцем, а мама русской. Мама придумала ему это имя, которое по-русски звучит как Павел или Паша. Иногда, в минуты особой нежности, она называла его именно так. Отец же, вспоминая о своём происхождении, называл сына на норвежский манер – Паль. Для всех же остальных Поль всегда оставался Полем.

И вот наполовину норвежец, наполовину русский мальчик подъехал к дому друга и, завидев машину полиции, в растерянности остановился.

Чемоданы хозяев стояли на лужайке перед парадным входом, дверь которого была настежь открыта.

Мама Вани плакала, отец озабоченно наворачивал круги вокруг дома, а Ваня грустно ковырял палкой в земле.

Поль огляделся: напротив дома он заметил рыжеволосого мальчишку и маленькую золотоволосую девочку.

Мальчик стоял с блокнотом и что-то рисовал, поглядывая на дом, а девочка, запрокинув голову смотрела на небо.

Поль подъехал к рыжему мальчишке.

– Что ты делаешь? – недружелюбно спросил он.

– Зарисовываю место преступления, – невозмутимо ответил мальчик.

– Место чего? – удивился Поль.

– Место преступления, – мягким голосом повторила золотоволосая девочка, – сегодня ночью наших соседей обокрали.

– Да, и теперь я зарисовываю место преступления.

– Мой брат – художник, – пояснила девочка.

– Не просто художник, – нахмурился мальчик, – а полицейский художник.

– Таких не бывает, – пренебрежительно заметил Поль.

– Да? – возмутился мальчик. – Тогда кто же зарисовывает фотороботы преступников?

– Это делают эксперты-криминалисты, и они не зарисовывают, а составляют фотороботы. Кстати, первый полицейский, который начал это делать, не был художником. Им был французский криминалист Пьер Шабо. Он придумал складывать из кусочков фотографий глаз, губ и носов портрет предполагаемого преступника, а затем фотографировал то, что получилось. Отсюда название – фоторобот. Сейчас для этого используют специальные компьютерные программы…

Но не успел Поль договорить, как мальчик перебил его.

– Тогда я буду судебным художником! – заявил он. – Ведь они существуют?

Поль улыбнулся:

– Существуют, конечно. Они так и называются: судебные художники или художники-зарисовщики. Они зарисовывают судебные процессы, на которые не допускают фотографов и журналистов.

– А бывает, что художникам запрещают рисовать во время суда? – спросила золотоволосая девочка.

– Бывает, например в Великобритании или Китае. Но тогда художников приглашают на заседания без блокнотов, и они воспроизводят картинки по памяти уже после суда.

– Все равно, на этом много не заработаешь, – грустно проговорил мальчик, – таким художникам вообще мало платят.

– Это неправда, некоторые работы судебных художников покупают коллекционеры и музеи разных стран.

Поль замолчал. Ему всегда было сложно знакомиться первым, поэтому он пересилил себя, обратившись к незнакомцам:

– Как вас зовут?

– Это моя сестра Ульяна, или Лу, меня зовут Кузя! А тебя? – представился рыжеволосый мальчик.

– А я Поль!