Мир для его сиятельства. Пограничник (том 2) (СИ)

Мужик и бабёнка переглянулись. И… Знаете, мне не понравился их вид. Не то, что замученные, нет. Но взгляд у обоих затравлен, а на лице трубачистки сверкал фиолетовым разводом большой синяк. Которого вчера не было.

— И кто это тебя так?

Опустила голову. Ох уж этот забитый взгляд! А ещё в этом взгляде читались… Злость и зависть. И я, кажется, понял и эту злость, и эту зависть: «Вот мелкой хорошо! Молодая, эффектная — на неё сам местный граф позарился! Личная служанка крутого сеньора теперь, молодого и красивого. А я, старая, кому нужна? Так и буду у этого урода на дудке дудеть!»

Лицо мужика вообще ничего не выражало. Ему было пофиг. Он и играл не старался, и сейчас было видно, «отбывал наказание». Никакого огонька в глазах, какой можно увидеть даже в самых затраханных одним и тем же репертуаром лабухах нашего мира. Плевать он хотел абсолютно на всё! Лишь бы не били.

— Где он! — прорычал я, начиная понимать, что тут творится. А творится тут хрень, которую я подавил в себе, наследие Ричи, и не собирался терпеть в других. Барское самодурство.

— Там, в людской, — бабёнка кивнула на боковую дверь возле сцены. — Нам номер не дали, но дали комнату под лестницей, разместиться.

Я сорвался, и, опережая взбудораженную охрану, помчался туда, чуть не вышибя плечом массивную тяжёлую дверь. Больно, блин!

Узкий коридор без света и окон — не проблема, подсветил себе. Какие-то помещения. Кладовки? Там — кухня, вкусные запахи оттуда. А тут… Сено на полу? Видно тут кто-то спит. Из людей, конечно же. Слуги таверны, скорее всего тоже крепостные. А тут у нас что?

Звуки, не нуждающиеся в двойном толковании, и ядовитый свет масляной лампы из под двери. Я не стал стесняться, рывком распахнул дверь…

И предо мной предстал хозяин того балагана, из которого вырвал вчера Вику. Стоящий на коленях, пристроившись сзади ко второй бабёнке их коллектива. Наших лет тридцати (обе), но тут такие считаются древностью, развалинами. Хотя нет, эта помоложе трубачистки, лет двадцати пяти, но реально выглядит на полтос.

— Й-а-а-а-а… Ваше сиятельство… — обалдел от моего вторжения Сильвестр.

Я не стал разговаривать. Пылавший в душе огонь искал выхода, глаза застилала пелена безумия, которую удавалось с трудом держать под контролем, не выплёскивая в большой мир.

— Головка ты, от причинного места! — Зашёл, схватил за плечи, и, как был, со спущенными штанами, швырнул его через дверной проём в коридор.

Бум! Стена хлипкая, так себе, но удар тощего тела выдержала. Вокруг дерево, мягко — не покалечится.

— За что?! Сеньор гра-аф! Попытался вскочить музыкант и убежать, но со спущенными штанами это сделать не так просто. Запутался и свалился. Я надвигался на него, как ангел мщения, в глазах моих застыла его казнь — во всяком случае, хотел думать, что так выгляжу. Но Сильвестру и без излишнего антуража было страшно, ужас написан на лице.

Хлобысь! Это я ему по скуле. Совсем чуть-чуть, а то убью нафиг! Или сотрясение сделаю — для творческой личности это серьёзная травма.

— Да за что же! Что я сделал! — схватился он за челюсть.

Я снова приподнял его и швырнул вперёд, в сторону сцены и выхода в зал. Лампа осталась в каморке, где даже не пыталась ни визжать, ни истерить, ни голосить девка из его труппы, и, несмотря на открытую дверь, свет сюда почти не попадал.

Отвечать не считал нужным — я ещё не выпустил пар. Он попытался отползать, но куда там! Господи, какой он лёгкий! Не дистрофия, но около — кожа да кости. Два месяца на моих харчах путешествует? И до сих пор не отъелся. Кстати теперь и поведение понятно. Всю жизнь недоедал, всю жизнь о него вытирали ноги. И тут вдруг — рабовладелец!

…Но это не повод тут же становиться скотом, барином-самодуром, и вымещать то, что сделали ему, на тех, кто более слабый. Да, он их выкупил… Где-то у кого-то. На деньги, что дал я — я и дал именно для этого, чтобы выкупал. Но зачем же своих людей держать зачуханными, и простите за прямоту, ебать их, когда те не в силах отказать? Ибо он — барин, хозяин, в своём праве, не может тумбочка отказать тебе положить в неё вещи и поставить сверху вазу. И мужика того, со скрипкой с ручкой, затуркал так, что ему реально на всё насрать, на весь мир. Хреновый он лабух! Лабух зарабатывает игрой в кабаке, он должен иметь продуктивный диалог с залом, должен улыбаться, подавать своё творчество так, чтобы зал «скушал», и попросил добавки. Да лабухи, блин, сами тащатся от того, что делают! Других в этой профессии просто нет. А тот мужик со скрипкой… Вот реально видел в собравшейся аудитории каторгу, а не кайф мастера от наличия потенциальных поклонников. «Только не бейте, так и быть, покручу я вашу ручку».

Хренак! А это больнее, в плечо. Сломаю ключицу — заживёт, сам виноват. А теперь под дых с ноги — рука занята, я ею запалил огонёк, чтобы видеть, куда бить гниду.

Гнида захрипел. Я же потушил пламя — где что лежит запомнил, снова поднял его и швыранул на дверь.