Дальше она не смогла прочитать. Но даже если б и успела – смысла в этом уже не было. За спиной зашуршало, послышалось что‑то такое смачно‑хлюпающее… Васька резко обернулась… сзади, шагах в десяти, присев в полуприседе и напружинив ноги, стояло нечто жуткое. От груди и ниже это все еще оставалась Рыжей – но выше… Четыре тонких, но мускулистых конечности со стальными когтищами – так, словно человеческие руки раздвоились повдоль… Голова, разошедшаяся на две части по линии рта – так, что верхняя часть откинулась словно крышка у мусорного бачка… Но самое страшное – зубы. Зубищи у тварюги были жуткие – длинные, иглообразные, усеивающие верхнюю и нижнюю челюсти в несколько рядов. И тоже стальные, потому как блестели железкой в свете одинокой лампы под потолком. Васька хотела закричать – но ужас длинным выдохом выбил воздух из легких, и обратно вдохнуть уже не получалось. А тварь, приглушенно захрипев, сиганула вперед.
Все закончилось быстро, жертва даже пискнуть не успела. Длинный прыжок на девку; удар, так что тело опрокинуло навзничь; мокрый чавкающий звук, когда челюсти сомкнулись на горле; и сипение‑булькание воздуха сквозь решето трахеи… Гамельнский Крысолов, даже при том, что был искусственным организмом, любил это дело. Настолько, конечно, насколько чувства вообще доступны машине. Воровато оглянувшись по сторонам – а нет ли каких случайных свидетелей, заглянувших на склад на свою головушку? – юнит‑А слез с бездыханного тела и первым делом заправил все свои причиндалы назад, снова принимая облик соблазнительной рыжей девчонки. Быстренько затер лужу крови на полу, скинул забрызганную робу, умылся, переоделся. Уложив бездыханное тело в бак для грязного белья, наскоро накидал сверху использованных простыней и наволочек, пижам и барахла, предназначенного к отправке в Прачечную. Вытащив из разъема флешку, туда же отправил и давно уже ненужный планшетник. Выглянув в коридор и убедившись, что собрание уже началось – из‑за приоткрытой двери Смотровой слышались приглушенные голоса, – он, подхватив для имитации деятельности свернутый в трубу матрас, неторопливым шагом вышел из Медчасти. И, мимо удивленно‑вожделенно поглядывающих на него крысюков, мимо номеров‑оружейников, мимо всего этого сброда, решившего, что они умнее самогó Смотрящего, зашагал вглубь уровня. Где‑то там в блоке номер 2‑21 имелся секретный лаз на третий.
У искина нет чувств. В человеческом понимании. Но кто сказал, что именно человеческие чувства – эталон? У Крысолова было что‑то другое, некая удовлетворенность от того, что поставленная задача выполнена – и сейчас он испытывал именно ее. И пусть последние донесения не уходили к Смотрящему, возможность передать их отсутствовала – но предыдущий пакет донесений был передан. Устно, при личной встрече. Именно он, этот пакет, и позволил вовремя оценить степень угрозы и разработать встречную операцию. Крысолов в очередной раз подтвердил свою полезность и эффективность. И теперь, когда операция находилась в стадии завершения, ничто больше не держало его в логове врага.
Штурм начался в час ночи. К тому времени Завод, вероятно, поднял все переборки, обеспечив машинам свободное передвижение по коридорам Гексагона, сконцентрировался, определил направления удара… и врезал. Правда, врезал как‑то слишком уж неуверенно…
Комбриг к тому моменту сидел на третьем этаже, с бандами быстрого реагирования. Называть их серьезным словом «группа» язык не поворачивался – это были именно банды. Бандочки. Даже не отряды – этакие аморфные «боевые пятна». Ни выучки, ни дисциплины, нихрена… Выскочить из‑за угла, садануть очередь – и обратно. Он не питал никаких иллюзий по этому поводу – и когда за несколько часов было уничтожено до десятка отрядов, шуровавших по первому‑второму уровню Центрального модуля, нисколько тому не удивился. Это было простое мясо. Главное, Лис с буграми живы, не пустил их в свободное плавание.
Особая надежда у него была на ребят Технолога и тяжелое вооружение. И пока что она оправдывалась – первый штурм, основное направление которого пошло по пандусу, был отбит. Конечно, и самому пришлось поработать, не без этого – но основной урон, понятно, дали пулеметы. Пушки – что тридцатимиллиметровые автоматы, что пятьдесят седьмой агрегат – пока молчали. Не время.
Уже на первых порах пришлось применить небольшую тактическую хитрость – вызвать мехов на себя. Третий этаж открыл огонь из калашей, четырехсотые, почти не неся потерь от огня, решили было, что на этом возможности кожаных бурдюков и закончились, поперли гурьбой, намереваясь взять нахрапом, – и разом вылезли в сектор стрельбы второго этажа. На котором и стояли КОРДы. Первую волну выкосили полностью, от второй, сунувшейся следом, осталось куда меньше половины. С противоположных концов коридоров тем временем тоже постреливали – но это был пока только беспокоящий огонь.