– Есть, командир! Запись пошла!
– Переходный канал?
– Открыт!
– Три… Два… Раз!
…Летнее солнце ярко заливало улицу. Борис-Абрам широко улыбнулся ему и шагнул на ровный, как стол, асфальт. А потом громко заорал во всю глотку:
– Дойчланд! Дойчланд убир аллиз!
И тут же получил страшнейший удар в спину, от которого свалился на мостовую и едва не потерял сознание, разбив нос и ободрав лицо.
Потом оглянулся. Над ним стоял немец. Тот самый. Из фильмов. С полукруглой бляхой на груди цвета фельдграу.
– Русише швайне! – прошипел немец. А потом залаял. Не по-собачьи. А по-немецки. Боря хотя и учил немецкий язык, но вылавливал из беглой речи только отдельные слова:
– Русский. Запрет. Зона. Тревога.
Откуда-то прибежали люди и начали его пинать. И тут Боря все же потерял сознание.
Очнулся уже голым.
Валяющимся на холодном кафельном полу.
– Наме?
– Абрам… то есть Боря! Борис! Я Борис!
Человек в сером костюме, сидящий за высоким столом, удивленно покосился на лежащего Борю, прикрывавшего одной рукой отбитое хозяйство, другой – вытиравшего кровь с лица.
– Юде?
– Нихт юде, нихт! Их бин руссише! – Борю трясло от ужаса и боли.
– Руссиш?
– Я, я!
– Абрам – руссиш? – отчетливо произнес серый.
– Да говорю же, русский я! Не еврей!
Человек подошел к Боре. Небрежно пнул по локтю правой руки. Боря зашипел от электрической боли в суставе и отдернул руку. Человек надел пенсне и стал разглядывать междуножие Бори.
– Нихт юде, – удовлетворенно отметил немец и снова сел за стол. Чего-то почеркал там у себя. Потом щелкнул по металлическому звонку. Боря даже не заметил, как появились двое в черном. Они подхватили его под руки и куда-то поволокли.
Немец же дописывал у себя в бумаге:
«Ввиду отсутствия идентификационных знаков рабочего скота оскопить в районной кастрировочной мастерской, отправить в лагерь „Коричневый Октябрь – два“, выждать три недели согласно „Имперскому Закону о Пропаже Инструментов“, глава восемь, пункт двенадцать. При необнаружении Хозяина – скот утилизировать. При обнаружении – штраф за использование незарегистрированного рабочего скота – пятьдесят имперских марок. Штраф за наличие органов размножения – триста марок. Заместитель начальника второго отдела Балаковской районной управы Саратовского гебитскомиссариата чиновник третьего класса Макс Штюльпнагель. Десятое октября Пятнадцатого года Рейха»…
Станислав Бескаравайный
Справедливость
– Но если Лазарь был мёртв меньше девяти дней, то душа не отлетела. И его воскресение, выходит, не настоящее?
– Оставь сомнение. Умер, но потом воскрес. Чего еще желать смертному?
Холм был мерзкий, тяжелый, от него несло будущими смертями. Всё вокруг было выжжено, вытоптано. Витая колючка в несколько рядов на склонах, протянутая прямо по гарям. Широкие окопы, почти рвы, на вид пустые. Таблички и белые ленты у минных полей. И несколько каменных домов на вершине со следами копоти, однако целых и наново укрепленных мешками с песком.
– Нас прошлый год жгли. До того бурые стояли, рота, ну еще полицаев прикормили. Как Буран стал на шоссе ходить, минировать – те озверели совсем. Народ по лесам разбежался, так они всех, кто остался, подчистую угнали, стариков только расстреляли.
Пожилой Стоян, с сединой в недельной щетине и грустными глазами, шепотом пересказывал младшему лейтенанту историю гибели Тулово. Всё в этой истории было обыкновенно – окрестные вёски так же сожгли, и Тонкий Лес, и Заболотье, и Пыхань. И такие, как Стоян, мастера на лесопилках уже не работали, а старались поджечь и взорвать, что только можно.
Младший лейтенант слушал вполуха, больше старался рассмотреть детали и отметить в планшетке, что увидел. Оба они не шевелясь лежали в лозняке, хотя Стояну уже стало жарко в старом мадьярском полуфренче.
– Как сюда Корней ходить стал, и наши нормальное оружие добыли, так эти всё, закрылись, только стреляют, чтобы к шоссе отсюда прохода не было. Да раз в неделю обоз. Берегутся сильно, в разное время выступают, один раз смогли отбить, больше не получалось.
– Те ленты белые – там точно мины? – Поджидать обоз явно не входило в планы армейского человека.
– Которые справа? От колодца до хаты Кузьмича – точно. Дальше вроде как пусто.